Правый

Невестка застряла в пробке и опоздала минут на тридцать. По московским меркам, это и не опоздание. Поток пассажиров нашего быстроногого поезда схлынул. Я стояла рядом с фонарем и рассматривала от скуки вокзальные часы. Они жили своей размеренной по секундам жизнью. Минутная стрелка замирала в ожидании, а потом вздрагивала и делала неожиданно резкий прыжок в вечность. Ее мудрая подруга, часовая стрелка, никуда не торопилась, ползла еле – еле, почти незаметно для глаза. Стрелка – философ. Никуда не торопясь, всюду успевала. Минутная глупышка дергалась так, по мелочи. Я себя сравнивала с минутной. Хотелось быть ее мудрой подругой, а не получалось. Мне всегда не хватало именно минут, а не часов. Часов почему–то было предостаточно. Странный парадокс. Вообще, с часами у меня сложные отношения. Точнее, никаких. Они у меня не держались никогда. Первые в жизни – часы-кулон - сыграли со мной злую шутку. Их декоративность, цепочка, защелкивающаяся крышечка со стеклом цвета янтаря отвлекали от прямого назначения – показывать время. Я любовалась ими, щелкала крышкой, иногда даже забывая заглянуть внутрь. В итоге: цепочка разорвалась, крышечка отвалилась. И первые в жизни часы отмерили совсем немного. С тех пор часов больше не помню. Были, конечно, но не играли в жизни никакой роли. Я научилась определять время с точностью до десяти минут, чувствовала его. Пунктуальностью, конечно, не отличалась никогда. Сходило мне это с рук. На режимных предприятиях, где эти грехи не прощаются, не работала. А когда появился сотовый телефон – потребность в часах и вовсе отпала. У Лафуни на запястье часики. Лафуня жила, как часовая стрелка. Медленно и верно. Не спешила и успевала. И только пробки не подчинялись ее пунктуальности. А вот и она. Лицо непроницаемое, как новый целлофановый пакет. Безукоризненный макияж, безукоризненная вежливость, точность, элегантность. Безукоризненно отношение к свекрови. Не придерешься, не прорвешься через целлофан пакета. Лунная соната. Такая же холодная и спокойная. Лаф. Не Любаша.

-Как съездили?

-Нормально. Вы как?

- Сережа не смог вас встретить. Объект принимает. Вы эсэмэску его не получали?

-Да. Вчера. А ты как? Бледная.

- На работе запарка. Зато через месяц в отпуск.

- Куда поедете?

-К морю, конечно. Не решили еще, к какому.

Свекровью я была замечательной и тихой. Замечательной, в смысле – замечала все. И молчала при этом. Да и невестка у меня нормальная. Правда, мнение о том, что сын выбирает жену, похожую на мать, не оправдалось. Мы с ней были полными противоположностями. Она была вещью в себе. Аккуратисткой страшной. Все по струночке, все по ниточке. Отглаженные блузки. Я всегда покупала вещи, которые гладить было не нужно. У меня – сковородка, которой двадцать лет, но с которой расстаться не было сил, у нее до блеска натертая посуда, На чем можно было еще так вкусно поджарить картошечки? У нее сковородка тефаль, которая о ней думала постоянно. Моя сковородка обо мне не думала, это точно. И я о ней. Мы были свободны друг от друга. Однажды сын, поморщившись, сказал:

-Мам, выбрось ты свою сковородку, я тебе новую, тефлоновую куплю.

Я всхлипнула и прошептала трагично

– Она мне дорога как память о прошлом.