Праздничная книга. Январь - июль

Толком еще не проснувшись, прибила будильник, хлопнула по выключателю, зажмурилась от резкого света, поискала тапки и, не найдя, босиком прошлёпала на кухню. Зажигалка сыпала искрами, что огниво у Андерсена. «Сейчас примчится собака с глазами, как чайные блюдца, а я ей скажу: собака-собака, отнеси Даньку в сад, а потом сваргань за меня мастер-класс. А собака скажет: ну уж нетушки, я в семье младшенькая, мне слабо мастер-класс, позови лучше ту, у которой глаза, как колёса. Только мне, сиротинушке, ничего не слабо!» Всё это она думает, ставя на одну горелку чайник, а на другую — джезву, вытряхивая прямо на пол из зелёной брезентовой сумки разное ненужное и закидывая нужное. Нужно, кстати, сегодня немало: связку коротких планок, тугой пучок шелковых кистей и тесьмы, краски в коробке, краски в пачке, макетный нож, провод с выключателем и патроном, лампочку-миньон в коробке, книжку насущную, чтоб в метро читать, ну и все прочее. Брезентовая утроба покорно глотает, что дают. Дом для поросенка должен быть крепостью, а сумка человека свободных искусств обязана без усилий и аффектаций вместить слоника средних размеров. Круглый пенал-трубка с кисточками торчит из-за раздувшихся зеленых боков, как слонячий хобот. Усилием воли Жанна отгоняет мысли о слонах и собаках. А тут уже свистит чайник, в толстую чашку с двумя зелёными мышами сыпется какао, темнеет от кипятка, белеет от сливок. На чашке дурацкая надпись «Когда мыши делают пи-пи, они разговаривают». В раковине теснится стадо разнокалиберных чашек и мисок, на полу валяются книги, запыленные недоделанные зеркала, банки с бисером и бусами, Данькины фломастеры. А кофе тем временем, подкравшись, нападает на плиту. Почему их с Данькой всего двое, а судя по кухне, дом оккупирован злыми интервентами и слугами Хаоса? Плач и слезы, особенно утром.

7:15

— Дарья, подъём! — бодро восклицает Жанна Денисова, заботливая мать. — Вставай, дурак, подымайся, дурак, пойдём, дурак, к царю, дурак!

— Не вижу смысла, — басом отвечает Дарья, сворачиваясь в клубок под одеялом.

— Не вижу смысла, — ворчит она, всовывая ногу в один овчинный тапок, — не вижу смысла-не вижу смысла-не вижу смысла! — бубнит, плетясь в одном тапке в ванну, запнувшись по дороге об икеевскую жабу-подушку. Под жабой лежит второй тапок.

Заспанная рожица появляется в кухне и заранее кривится.

— Что видишь, что не видишь, а какао пить придётся, — сообщает заботливая мать, шуруя в холодильнике. — Йогурт черничный или персиковый?

— Не зна-аю…

— Упрощаем задачу. Персиковый ночью украли инопланетяне. Ешь черничный.

— Не вижу смысла. Я уже хочу персиковый.

— Я тоже, друг мой, много в чём не вижу смысла. Будет тебе персиковый. И смысл будет, но все вечером. А пока, дьякон Духов, лопай что дают.

Данька нехотя ковыряется ложкой в черничном йогурте и случайно локтем сталкивает кружку с какао. Мыши разлетаются вдребезги, на полу сладкая лужа, Данька поскучнела и надулась.

Жанна Денисова, вздохнув, идет за тряпкой.

7:45

Лифчик-колготки-джинсы-вельветовая рубашка, привести голову в хоть какой-то порядок, краситься некогда. Пудры и помады комсомолке не надо! Все, что естественно, не безобразно, выпендриваться не перед кем — все свои, вернее, вся своя. Больше ничья.

Данькины косички с четырьмя блестящими резиночками, «руки вверх, уши прижать!» — флиска через голову, джинсовая сумка с набором сокровищ. Сокровища надо спешно пересчитать и отсортировать по степени любимости.

— Дарррья, мы опаздываем! — рявкает Жанна.

— Не вижу смысла, — ворчит под нос Данька на лестнице.

Холодно, слякотно — и это весна, граждане? Нет, вы мне скажите, это весна?

Они пробегают по длинному туннелю, вознесенному над шоссе. С небес на стеклянную кишку сыплется мелкий похабный снежок. Ноябрь, чистый ноябрь на дворе. По лестнице тихо и скорбно движутся невыспавшиеся люди, их ждут на рабочих местах, шаркают ноги, лица у всех одинаково серые. Пока Жанна и Данька добегают до метро, кудрявая овечка на воротнике дубленки покрывается ровной испариной, мокрый снег оседает на руне. Тоже мне, конец марта! Данька безразлично шлепает по лужам, ноги бы не промочила — самое время с ее соплями возиться. Вагон чихает и кашляет, слава Богу, до садика всего три остановки. Жанна, порывшись в сумке, вытаскивает детектив в мягкой обложке. Героине что-то около тридцати, она разведена, бедна, неухожена и обременена маленьким сыном. К пятнадцатой странице судьба сталкивает её с грубым и неприятным олигархом. «Женится» — прогнозирует Жанна.

8:25