– Ты, любимый, постарайся к нам вернуться, – шептала она, держа Александра Михайловича за руку, – наши дети должны расти в полной семье. Ты очень хороший отец, и ты просто обязан сам растить наших сыновей. Скоро наша семья пополнится близняшками. Мы с тобой мечтали о сыне, а Господь послал нам сразу двоих. Если бы ты сейчас был здоров, то у нас с тобой каждый день становился бы праздничным. А без тебя я радоваться не умею. Не получается. Я уже люблю наших мальчиков, но с тобой моя радость могла превратиться в счастье. Постарайся, Саша! Очень ты нам нужен! Если бы ты посмотрел на горестное личико нашей Олюшки! И Санечка сразу взрослым стал. Разве это правильно? Наши дети имеют полное право на счастливое детство. Не оставляй нас, Саша! Мы любим тебя и ждем.
Врачи обнадеживали Зосю стабилизацией состояния Александра Михайловича, но сама она улучшение его здоровья не замечала.
Тот же глубокий, бессознательный сон. Она каждый день, по сотне раз, как заклинание твердила:
– Где ты, Саша? Возвращайся! – но ее слова до сознания мужа достучаться не могли.
«Главное, он жив, – успокаивала себя Зося, – все остальное мы все вместе преодолеем».
В осенний дождливый день в больнице появился неожиданный посетитель. Его не нужно было представлять, в приемном отделении, куда он зашел, чтобы навести справки о больном Анцеве, его сразу узнали, и в больнице начался переполох. Навестить Анцева приехал президент Лабении, Григорий Тарасович Игнатьев. Он зашел к Анцеву в палату и сказал:
– Здравствуй, Александр Михайлович. Ты родом из Лабении, и лечиться ты должен у себя на Родине. Помнишь, что по этому случаю говорят наши старики? А они утверждают, что дома и стены помогают. Я прошу тебя вернуться домой. Это же предложение я сейчас сделаю твоей семье.
Игнатьев убеждал Зосю и Чарышевых вернуться на постоянное место жительства в Лабению и приводил вполне убедительные доводы: