Людмила остаток ночи и весь следующий день провела в палате у Зоси. Зося лежала на кровати, а Людмила сидела рядом на стуле. Им обеим хорошо была видна маленькая детская кроватка в углу палаты, на которую они с нежностью посматривали, как будто там уже лежал ребенок. За это время Людмилу несколько раз звали к телефону – звонил Чарышев, потом Анцев и Роза Самуиловна, и, конечно же, у всех был один и тот же вопрос – как Зося, как ребенок, что привезти. Милочка была необходима, она была востребована и очень этим гордилась.
Дежурная медсестра сказала, что она сейчас пригласит электрика, чтобы удлинили шнур телефона, и аппарат можно будет перенести в палату.
Но Зося не согласилась – телефон будет громко звонить, а в палате будет ребенок. Вскоре принесли пакеты со стерильными пеленками и масками. Зосе начали рассказывать, как взять ребенка на руки, как пользоваться маской, готовить для кормления грудь. Зося покупала литературу об уходе за новорожденными детьми и теоретически была готова к встрече с сыном. Людмила же слышала все это впервые, и превратила маленький урок в семинарские занятия. Когда медсестра вышла, Зося спросила:
– Милочка, а ты, что тоже ждешь ребенка?
– Мне вчера Левон задавал этот же вопрос. Никого я не жду. Я вообще детей рожать не буду. У меня нет того, что называется базой для рождения детей.
– Что за такая за база?
– Материальная обеспеченность и моральная готовность к ответственности за жизнь другого человека. Я до сих пор не поняла, зачем моя мать родила двоих детей – ей и одного-то было не вытянуть. Отец в аварию попал и погиб. Мы и при нем были не шибко богатыми, а без него вообще стали оборванцами. Для себя я не хочу такого многодетного счастья. Представляешь, я свою мать не люблю – она не так одета, всегда не выспавшаяся, злая, от нее плохо пахнет, она мелкая и ничтожная. Она мне отвечает взаимностью. А мой ребенок, за что должен меня любить? За то, что просто выдала ему бесплатную путевку в жизнь и предложила самостоятельное выживание? Детей я все-таки, наверное, люблю. Вот, с нетерпением жду, когда Санечку принесут, его можно будет на руках подержать. Но и плодить несчастных, обездоленных оборванцев не буду. Одной проще перенести все невзгоды. Сейчас-то я уже не одна – ты у меня есть и, вот, Санечка появился. Но это еще не повод для того, чтобы своих детей заводить.
Ребенка принесли перед обедом и положили на кровать, рядом с Зосей.
– Зоська, смотри, у него глазки открыты, – умилялась Люда, – темненькие, и реснички есть. Ты корми его, не стесняйся меня. Я могу отвернуться.
– Я тебя совсем не стесняюсь. Просто кормление ребенка грудью – это очень интимное занятие, как для мамы, так и для малыша.
– Тогда я выйду, погуляю по коридору.
Когда Людмила вернулась в палату, ребенок уже лежал в кроватке, тихонько посапывал, а Зося стояла возле, и улыбалась.
– На Саню похож.
– Зося, это хорошо или плохо?
– Для меня теперь это не имеет большого значения. Я не буду ощущать дискомфорт от того, что он напоминает мне своего отца. Совсем, наоборот – с первого дня, когда я узнала о своей беременности, ребенок заполнил пустоту, которая образовалась вокруг меня после того, как уехал Саша. Но своего Санечку я буду любить не за похожесть на Александра, а просто так любить больше всего на свете. А ты, Милочка, не грусти, будут и тебя дети – создашь свою базу и захочешь родить.
– Возможно. Я почти поверила в реальность нашего кооператива. Если надо, то я буду работать двадцать пять часов в сутки. А как мы наш кооператив назовем? Ты придумала название?
– Кафе можно назвать «Арабатская стрелка», кооперативу я пока название не придумала. У тебя есть какие-то мысли?
– Нет, просто спросила. Скажи мне, Зося, а, правда, что ты аристократка? На комбинате давно говорят, что Чарышев из княжеского рода. Может, люди просто за внешний вид называют его аристократом?
– Нет, Милочка, если говорить обо мне то, какая из меня аристократка? Я скорее барышня-крестьянка. А вот мой папа чистых княжеских кровей. Род князей Чарышевых очень древний, где-то под Москвой есть их имение. Называется «Чары». Там до революции жила моя прабабушка, княгиня Ольга. Она была необыкновенной женщиной, образованной, нравственно чистой. Кроме того, она обладала определенной проницательностью, что позволяло ей угадывать чужие мысли и предсказывать человеку его судьбу. После революции она вместе со своей двоюродной сестрой переселилась жить в охотничий домик, расположенный в лесной глухомани, там принимала больных людей, лечила их недуги, а может быть, в первую очередь, души. У папы в то время был очень сложный период жизни, он с бабушкой не общался. Мы даже не знаем где ее могилка. Но когда-нибудь, в память о бабушке, я разыщу имение, ранее ей принадлежавшее, восстановлю. Видишь, и мне нужна материальная база не меньше, чем тебе.
– Не прибедняйся, Зоська. На крестьянку ты не тянешь. Ты только внешне не похожа на Чарышева, а манеры у вас общие. Как ты говоришь, называлось имение? «Чары»? Очень красиво. Давай и кооператив назовем тоже «Чары».