Филип Холт, укрытый по шею, лежал спиной ко мне. Отвернув край одеяла, я увидел рукоятку ножа, который торчал из спины примерно в дюйме правее лопатки. Лезвие ножа было погружено в спину до самого основания.
Я еще немного отвернул одеяло, взял Холта за руку, ущипнул за кончик пальца, потом опустил и увидел, что кончик так и остался белым. Я подобрал пушинку и с полминуты подержал ее перед ноздрями Холта – пушинка не шелохнулась. Я укрыл покойного директора-распорядителя одеялом, подошел к столу, раскрыл коробку и убедился, что недостает самого короткого ножа, с шестидюймовым лезвием.
Когда я снова вышел с задней стороны, мыльный голос Дика Веттера замолк и зазвучали одобрительные свистки и выкрики.
Я спустился к машинам. Наш седан был третьим справа от крыльца. А вот вторым слева стоял новенький «плимут», в котором – как с удовлетворением констатировал я, поскольку заметил ее еще раньше, – сидела пассажирка. Седовласая женщина с широкими скулами и волевым подбородком смотрела в мою сторону с сиденья по соседству с водительским.
Я обогнул «плимут» и, приблизившись к дверце со стороны женщины, обратился к ней:
– Прошу прощения. Вы позволите мне представиться?
– Это ни к чему, молодой человек. Я прекрасно вас знаю. Вы Арчи Гудвин, служите у Ниро Вульфа, частного сыщика.
– Вы правы. Не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? Сколько времени вы уже здесь сидите?
– Достаточно долго. Но я все слышу. Кстати, сейчас как раз выступает Ниро Вульф.
– Так вы здесь с самого начала торжественной части?
– Да. Я не удержалась, переела вкуснейших угощений и решила, что, чем стоять в толпе, лучше посидеть здесь, в машине.
– Значит, все речи вы прослушали, сидя здесь?
– Да, я уже сказала. А в чем дело?
– Так, кое-что проверяю. Если вы не против, конечно. А кто-нибудь на ваших глазах заходил в палатку или выходил из нее?
Ее усталые глаза оживились.
– Ха! – фыркнула она. – Значит, что-то украли? Неудивительно. А что пропало, если не секрет?
– Насколько мне известно – ничего. Я проверяю совсем другое. Вы, конечно, заметили, как мы с Ниро Вульфом выходили из палатки и потом возвращались? А кроме нас кто-нибудь подходил к палатке?
– Вы меня не проведете, молодой человек! Ведь вы частный сыщик, значит, что-то пропало.
Я ухмыльнулся:
– Ладно, пусть будет по-вашему. Но все-таки хотелось бы, чтобы вы мне ответили, если не возражаете.
– Я не возражаю. Так вот, как уже говорила, я сидела здесь с самого начала выступлений. Никто, повторяю – никто, кроме вас и Ниро Вульфа, за все это время в палатку не заходил, в том числе и я. Я все время просидела здесь, в машине. Если хотите знать, кто я такая, то меня зовут Анна Банау, миссис Александр Банау. Мой супруг служит старшим официантом в «Цоллере»…
Страшный крик послышался из палатки. Я повернулся, вихрем взлетел по ступенькам и ворвался в палатку.
Флора Корби стояла спиной к раскладной кровати, прижав обе руки ко рту. Я почувствовал раздражение. Конечно, женщина вправе истошно вопить при виде трупа, но неужели она не могла дождаться, пока Вульф закончит свою речь?
Глава третья
Крик Флоры Корби раздался в начале пятого, а в 16.34, когда я в третий раз осмелился украдкой выглянуть наружу из палатки, «плимут», в котором сидела миссис Александр Банау, укатил прочь.
В 16.39 приехавший судебный врач удостоверил, что Филип Холт по-прежнему мертв. Криминалисты и фотографы, прибывшие в 16.48, тут же оттеснили нас с Вульфом и остальными наружу, где заставили сидеть на стульях под охраной.
В 17.16, по моим подсчетам, на месте преступления хлопотало уже полтора десятка полицейских, городских и местных, в мундирах и штатском.
В 17.30 Вульф горестно пожаловался, что теперь-то уж точно нас тут продержат всю ночь.
В 17.52 некий Бакстер из уголовной полиции уже настолько мне надоел, что я прекратил отвечать на вопросы.
В 18.21 нас всех увезли из Калпс-Медоус в неизвестном направлении.
В нашей машине мы ехали вчетвером: полицейский при всех регалиях расположился с Вульфом сзади, а коп в штатском устроился справа от меня и следил, чтобы я на полном ходу не выпрыгнул из машины. Снова рядом со мной сидел советчик и указывал, куда поворачивать, но на сей раз меня не тянуло обнять его за плечи.
Какое-то время нас допрашивали поодиночке, но в основном вопросы задавали всем сразу, на деревянном помосте, так что весь расклад я знал. Никто еще никого не обвинял.
Трое – Корби, Раго и Гриффин – объяснили свои визиты палатку беспокойством за здоровье Филипа Холта и желанием его проведать. Четвертый, Дик Веттер, привел причину, о которой я уже догадался: он подумал, что Гриффин собрался пригласить Холта выступить, и хотел этому воспрепятствовать.
Кстати, Веттер единственный из всех задержанных поднял шум. По его словам, он и так вырвался на пикник с огромным трудом, а на шесть вечера у него назначена репетиция, пропустить которую никак нельзя. В итоге в 18.21, когда нас всех распихали по машинам, на Веттера впору было натягивать смирительную рубашку.