Праздничный пир Родера

Но въ концѣ концовъ покорность родера смѣнилась угрозами, и донъ Хосе струсилъ, какъ укротитель передъ разъяреннымъ дикимъ животнымъ. Больсонъ писалъ ему каждую недѣлю въ Мадридъ въ угрожающемъ тонѣ, и эти письма, нацарапанныя кровавою лапою дикаго звѣря, произвели наконецъ на депутата должное впечатлѣніе и вынудили его предпринять поѣздку въ округъ.

Стоило поглядѣть, какъ эти двое разговариваютъ послѣ пира въ одномъ уголку сада. Депутатъ говорилъ подобострастно и любезно, Больсонъ – грозно нахмурившись и угрюмо:

– Я пріѣхалъ исключительно съ цѣлью повидать тебя, – говорилъ донъ Хосе, подчеркивая оказанную имъ родеру честь. – Чего ты торопишь меня? Развѣ тебѣ плохо живется, дорогой Кико? Я поставилъ тебя подъ покровительство губернатора; жандармы тебя не трогаютъ. Чего же тебѣ еще надо?

Ничего и все. Правда, его не безпокоили, но это было очень ненадежно. Времена могли измѣниться, и ему пришлось бы тогда вернуться въ горы. Онъ требовалъ исполненія обѣщаннаго – помилованіе и все тутъ! И онъ выражалъ свое требованіе то на валенсійскомъ нарѣчіи, то на испанскомъ языкѣ, но съ невѣроятнымъ выговоромъ.

– Получишь его, голубчикъ, получишь. Помилованіе должно выйти очень скоро, несомнѣнно въ одинъ изъ ближайшихъ дней.

Больсонъ улыбнулся съ жестокой ироніей. Онъ былъ не такъ глупъ, какъ полагали. Онъ посовѣтовался въ Валенсіи съ однимъ адвокатомъ, который посмѣялся и надъ нимъ, и надъ обѣщаннымъ помилованіемъ. Ему нужно было дать себя арестовать, терпѣливо принять двѣсти или триста лѣтъ тюремнаго заключенія, къ которымъ его могли приговорить по безчисленнымъ процессамъ, а затѣмъ, когда онъ отсидитъ часть срока въ тюрьмѣ, – ну, скажемъ примѣрно лѣтъ сто! – получить помилованіе. Чортъ возьми! Довольно съ него шутокъ. Онъ никому не позволяетъ насмѣхаться надъ собою.

Депутатъ встревожился, увидя, что почти лишился довѣрія родера.

– Этотъ адвокатъ – дуракъ. Неужели ты серьезно воображаешь, что для правительства существуетъ что-либо невозможное? Знай твердо, что ты скоро избавишься отъ всѣхъ своихъ бѣдъ. Клянусь тебѣ въ этомъ.

И депутатъ излилъ на него потокъ своего краснорѣчія, зная издавна вліяніе своей болтовни на эту тупую голову.

Къ родеру вернулось понемногу довѣріе къ депутату. Хорошо, онъ подождетъ, но только одинъ мѣсяцъ – не больше. Если помилованіе не придетъ по истеченіи этого срока, онъ перестанетъ писать и безпокоить дона Хосе. Онъ, конечно, депутатъ и важный баринъ, но для пули всѣ люди одинаковы.

И закончивъ рѣчь этою угрозою, онъ взялъ свое ружье и попрощался со всей честной компаніей. Онъ возвращался домой въ деревню и хотѣлъ воспользоваться вечеромъ, потому что такіе люди, какъ онъ выходятъ по ночамъ на дорогу только въ случаѣ необходимости.

Съ нимъ ѣздилъ мясникъ изъ той же деревни, гдѣ жилъ онъ самъ; это былъ крупный парень, восхищавшійся его силою и ловкостью и сопровождавшій его всюду.

Депутатъ попрощался съ ними притворно-любезно.

– Прощай, дорогой Кико, – сказалъ онъ, пожимая руку родера. – Успокойся, скоро настанетъ конецъ твоимъ непріятностямъ. Желаю тебѣ, чтобы дѣтки были здоровы. И скажи женѣ, что я помню еще, какъ ласково она приняла меня послѣдній разъ.

Родеръ и его поклонникъ усѣлись въ деревенскую тартану; въ ней сидѣли уже три бабы изъ ихъ деревни, привѣтливо поздоровавшіяся съ синьоромъ Кико, и нѣсколько ребятишекъ, погладившихъ руками его заряженное ружье, точно это была святая икона.

Тартана покатилась, подскакивая на ухабахъ между фруктовыми садами, полными цвѣтущихъ апельсинныхъ деревьевъ. Канавы блестѣли подъ нѣжными лучами заходящаго солнца, и воздухъ былъ полонъ теплаго дыханія весны, напоеннаго чуднымъ благоуханіемъ и нѣжными звуками.

Больсонъ былъ доволенъ. Сто разъ обѣщали ему помилованіе, но на этотъ разъ онъ твердо вѣрилъ, что дѣйствительно получитъ его. Его поклонникъ и оруженосецъ слушалъ его молча.

По дорогѣ имъ повстрѣчалось двое жандармовъ, и Больсонъ привѣтливо поклонился имъ.

На поворотѣ появилось еще двое жандармовъ, и мясникъ заерзалъ на сидѣньѣ, точно его ущипнули. Это было слишкомъ много для такого короткаго разстоянія. Родеръ успокоилъ его. Мѣстная полиція была поднята на ноги изъ-за пріѣзда дона Хосе.

Но немного далѣе имъ повстрѣчались еще два жандарма, которые медленно послѣдовали за экипажемъ, какъ и встрѣтившіеся ранѣе. Мясникъ не стерпѣлъ. Это пахло чѣмъ-то сквернымъ. Больсонъ, еще не поздно! Надо выскочить скорѣе, броситься въ поля и спастись въ горахъ. Если все будетъ благополучно, можно, вѣдь, вернуться къ ночи домой.

– Вѣрно, синьоръ Кико, вѣрно, – испуганно говорили женщины.

Но синьоръ Кико только смѣялся надъ страхомъ этихъ людей.

– Погоняй, кучеръ… погоняй.

И экипажъ катился дальше, пока не выскочило вдругъ на дорогу пятнадцать или двадцать жандармовъ – цѣлое облако треуголокъ со старымъ офицеромъ во главѣ. Въ окнахъ тартаны появились дула ружей, обращенныхъ на родера; женщины и дѣти завизжали и откинулись въ страхѣ въ глубь экипажа.

– Больсонъ, выйди или мы убьемъ тебя, – сказалъ офицеръ.