Анч слегка нахмурила тонко очерченные брови и продолжала:
– Идея моя заключается в том, чтобы уничтожить последние законодательные цепи, которыми люди еще связывают себя на Земле. Пусть каждый человек в отдельности осуществляет то, что в древности называлось государством, является автономным… Никто не смеет накладывать на него каких-либо уз. Центральной же власти должна принадлежать только организация хозяйства…
– Но ведь по существу так в действительности и есть? – возразил Фриде. – Скажи, чем и когда стесняется воля граждан?
Анч вспыхнула и горячо заговорила:
– А закон об ограничении деторождения женщин тридцатью членами семьи? Разве это не ограничение? Разве это не дикое насилие над личностью женщины?.. Правда, вы, мужчины, не чувствуете на себе гнета этого закона.
– Но ведь этот закон вытекает из экономической необходимости?..
– Тогда надо предоставить решение его не случайностям природы, а мудрому вмешательству сознания… Почему я должна отказаться от тридцать пятого сына, сорокового и так далее – и оставить на Земле тридцатого? Ведь мой сороковой сын может оказаться гением, тогда как тридцатый – жалкой посредственностью?.. Пусть на Земле остаются только сильные и выдающиеся, а слабые уходят с нее. Земля должна быть собранием гениев…
Фриде холодно заметил:
– Все это неосуществимые фантазии, которые к тому же не новы – были высказаны полтораста лет тому назад биологом Мадленом… Нельзя ломать порядки, которые являются наиболее мудрыми… Между прочим, должен сказать тебе, что женщины древней эпохи так не рассуждали. У них было то, что называется материнским состраданием: слабых и уродливых детей они любили более, чем сильных и красивых… Нет, я отказываюсь быть твоим союзником… Мало того, в качестве члена правительства, представителя «Совета Ста», я накладываю свое veto на твои действия…
– Но ты – как гений – не должен бояться переворотов!..
– Да… Но как гений я предвижу весь тот ужас, который произойдет на Земле, когда вопрос о расселении будет решаться свободной волей граждан. Начнется такая борьба за обладание Землей, от которой погибнет человечество… Правда, человечество неминуемо погибнет и по другим причинам, замкнется в безвыходном круге однообразия, – закончил Фриде, как бы рассуждая сам с собою, – но зачем искусственно приближать роковой момент?..
Анч молчала. Она никак не ожидала отказа. Потом, холодно повернувшись строгим классическим профилем к Фриде, сказала с обидой:
– Делай, как знаешь!.. Вообще я замечаю, что в последнее время как будто чего-то недостает в наших отношениях… Не знаю, может быть, ты тяготишься ими…
– Может быть, – сухо ответил Фриде. – Надо наперед свыкнуться с мыслью, что любовь на Земле не вечна… В течение моей жизни – ты восемнадцатая женщина, с которой я заключил брачный союз, – и девяносто вторая, которую я любил…
– Ну, конечно!.. – сказала Анч, гневно закусила губки, и розовые пятна выступили на нежно-золотистой коже ее лица. – Но вы, мужья, почему-то требуете, чтоб женщина оставалась верна вам до конца, и почему-то только себе присваиваете право изменять ей первыми…
Фриде пожал плечами:
– Право сильнейшего, на котором ты только что строила свою теорию…
Анч от возмущения вся задрожала, но искусно овладела собой и с гордым спокойствием заметила:
– Итак, мы расстанемся… Ну, что же?.. Желаю вам успеха в вашей будущей жизни.
– От души желаю и вам того же! – стараясь не замечать яда ее слов, ответил Фриде. Единственное чувство, которое он испытывал, было чувство тягостного томления… Тридцать один раз при объяснениях с женщинами пришлось ему слышать эти слова, с одним и тем же выражением в лице, голосе и глазах… «Как все это старо!.. И как надоело!..» – думал он, усаживаясь в изящный, похожий на игрушку, аэроплан…
V
Вечер Фриде провел на воздушном поплавке, на высоте пяти тысяч метров, в многочисленной компании молодежи, собравшейся по случаю приезда Марго. Сидели за большим круглым вращающимся столом, верхняя крышка которого подкатывалась на воздушных рельсах, принося и унося цветы, фрукты и веселящий возбуждающий напиток, необычайно ароматный и приятный на вкус. Внизу феерическими ослепительными огнями блестела Земля. По сети гладко накатанных дорог катились автомобили спортсменов, позволявших себе иногда в виде редкого удовольствия этот старый способ передвижения. Электрические луны, разливая фосфорическое сияние, роняли мягкий голубой свет на сады, виллы, каналы и озера, – и издали в игре полусветов и полутеней Земля казалась затканною прозрачной серебряной сеткой. Молодежь с восхищением любовалась красотой открывающейся перед нами картины, особенно не видевший Земли двадцать пять лет Марго… Он повернул механический рычаг. И кресло, на котором он сидел, поднялось на стержне над столом, так что всем собравшимся стало видно говорящего:
– Друзья!.. Предлагаю тост и гимн в честь Вселенной!
– Великолепно!.. – радостно подхватили собравшиеся.