Праздник лишних орлов

Он хотел ткнуть в меня пальцем, но я ударил его головой в лицо. От неожиданности он пошатнулся, а я со всего маху приложился правым кулаком. Он стал падать назад, вскинув руки, я сделал шаг вперед и влет пнул его ногой в голову. Он упал, ударился головой о черную машину джигитов, закатил глаза и застыл. Руки повисли вдоль тела. Машина завыла сигнализацией, а под затылком на крыле образовалась вмятина.

Из кафе выскочили владельцы автомобиля, все четверо. Они увидели полусидящего у машины человека, подозрительно глянули на нас, и один из них, самый коренастый, спросил:

– Что случилось?

– Упал, – сказал я, кивнув на мужика, и закурил вторую сигарету. Пальцы у меня слегка дрожали, и в горле пересохло.

Молодые люди смотрели на нас, как видно соображая, что делать. Водитель отключил сигнализацию и наклонился к мужику:

– Эй, вставай! – Он пошлепал его ладонями по щекам.

Мужик медленно пришел в себя и сел. Посидел минуту и попытался встать, опираясь на машину.

– Эй, не трогай машину! – повысил голос водитель. – И так помял уже!

– Пошел на… – с трудом выговорил мужик, и изо рта у него потекла кровь.

Коренастый подскочил к нему и сильно толкнул в грудь, в сторону от машины. Тот сделал по инерции шаг назад, снова упал, ударившись головой, теперь уже о пыльную землю, и остался лежать. Джигиты исподлобья смотрели на нас, мы на них. Потом они перемолвились о чем-то между собой, коренастый махнул рукой, и они ушли обратно в кафе.

– Хорошо, что ты ему первый навинтил, – сказал Иван, – а то я уже целился, но тогда он упал бы на нашу машину. – Иван улыбнулся и добавил: – Жестковато!

– Если сразу не прорубить, пришлось бы тут с ним еще бороться, – сказал я. – Смотри, какая туша свиная.

– Вообще-то, да….

– Джигиты-то не рискнули нам ничего предъявить.

– Что нам предъявишь? Они же чувствуют и, думаю, понимают, что с нас им ничего не получить.

– Мужчины, ваш шашлык! – сказала вышедшая из кафе официантка, глянула на лежащего, отдала нам горячие пакеты и ушла обратно.

Мы сели в машину и уехали.

…Еду я домой из супермаркета. Накупил всего, что душа желает. Вернее, желудок. Еду и соображаю, что же я забыл купить. Вижу, слева рыночек. Вместо пола – грязь, вместо неоновых ламп – пасмурное небо, вместо стеллажей – синие ларьки. Точно, хлеб забыл. Захожу на рынок и чувствую, кто-то на меня смотрит. Оглядываюсь: люди вокруг суетятся и движутся быстрее, чем в супермаркете. Не ходят медленно, задумчиво вращая в руках блестящие пакеты, а озабоченно склоняются к ларечным окошкам. Вижу, стоит пожилой мужик и смотрит на меня. Узнал, что ли? Только я его не узнаю. Разве что взгляд знакомый. Потухший. И мужик какой-то изможденный, напряженный. Стоит, не шевелясь, руки опустил. Словно в последней приличной одежде. Пиджаку лет тридцать, наверное. Где же все-таки я его видел? Где же… Где же… У русских старух в Грозном был такой взгляд – вот где. И руки опущены, и последняя приличная одежда.

Мой друг Андрей, помню, с очень серьезным лицом доказывал нам, когда мы смеялись над песней про бомжа, что, мол, это же и наше будущее, большинство из нас такими станет. Слова еще там простецкие:

Я бычок подниму, горький дым затяну,
Люк открою, полезу домой.
Не жалейте меня, я прекрасно живу,
Только кушать охота порой.

Смотрю я на мужика и думаю: вот подойду я сейчас к нему и подам, а вдруг он не возьмет? Вдруг он еще на что-нибудь надеется? Хотя на что? Ну я и не подал ему ничего, прошел мимо. Здесь же не Грозный, и сейчас не война. И вокруг – не мой отряд. А жаль.

Я поставил машину на стоянку и шел домой. Во дворе увидел играющих детей. Они напряженно замерли в причудливых позах по команде «морская фигура, замри!». Тут были и девочки, и мальчишки разных возрастов, белобрысые и темноволосые. Одни были очень серьезны, другие сдерживались, чтобы не рассмеяться.

Рядом стоял совсем маленький, трехлетний, наверное, мальчик в бело-синей клетчатой рубашке навыпуск, джинсовых шортах и сандалетах. Он смотрел на старших. У него были густые черные волосы, смуглое лицо и большие черные глаза. Мы встретились взглядами, и я ему подмигнул. Он удивленно поднял брови. Я шел и оборачивался, он внимательно смотрел на меня, а потом улыбнулся и помахал мне своей маленькой ладошкой. Что мне оставалось делать? Я сделал то же самое.

Вулкан рассказ

Когда мне было уже шестнадцать лет, я все еще любил приезжать в деревню к деду, погостить. Помочь ему подправить забор, поставить сети на мелкую рыбешку, посмотреть черно-белый телевизор перед сном. Бабушка моя к тому времени умерла. Дед ничему особенному меня не учил, ничем не занимал, просто разрешал делать все что угодно. Сам он что-нибудь неторопливо мастерил по хозяйству или просто курил папиросу на крыльце, а я садился в его лодку и уплывал один на середину озерка, по берегу которого стояли бурые деревенские избы. Лодка была легкая, самим дедом сшитая, а рукоятки весел блестели, отполированные его ладонями.