Праздник перепутий

Рукавишников нашел еще в сумке две пачки «Московских» пельменей, пачку соли и банку с горчицей.

В два часа ночи Лида закончила мытье полов, уборку кухни.

— Давай-ка, Алешенька, ставь чайник да свари пельменей, — сказала она. — А я пошла в ванну.

Из ванны Лида вышла раскрасневшаяся, в чалме, повязанной на голове. Пижама Алексея Ивановича, которую она надела, очень шла ей к лицу.

— Лидка, а ты еще хоть куда! — восхитился Рукавишников. — И почему тебя замуж никто не берет?!

— Замуж? Чтобы потом с каким-нибудь олухом, вроде тебя, вот так же разъезжаться? Нет уж, увольте, Я женщина другая и свободная...

Она постелила новое льняное белье на новом, пахнущем свежим лаком диване. Подушка была только одна, и Лида надела наволочку на свернутые в валик полотенца.

— А помнишь майский день в Москве? — спросил Алексей Иванович, гладя еще влажные Лидины волосы. Она прильнула к нему всем телом и тихо засмеялась.

 

...С тех пор прошло уже четыре года. Они встречались не часто: Лида подолгу бывала в командировках на консультационных пунктах своего института, разбросанных по городам Северо-Запада. Она преподавала английский на заочном отделении.

Рукавишников не раз думал о том, а не жениться ли ему на Лиде. Когда тебе за сорок, становишься придирчив и осторожен. Но Лиду он знал уже столько лет! И все-таки тянул, не мог решиться, оправдывая себя тем, что смешно надевать хомут, недавно выйдя от судьи, признавшего недействительным прежний брак. И Алексей Иванович все хотел оглядеться, вкусить, как он сам говорил, холостой жизни...

Домой он попал лишь к шести — за час до того срока, к которому пригласил друзей. Стол уже был накрыт, на кухне стояли блюда с салатом, красиво разделанная селедка, тонко нарезанная ветчина. Лежала буханка хлеба и батоны, а рядом с ними — большой нож. Рукавишников улыбнулся — Лида не подвела, обо всем позаботилась. В комнате, на журнальном столике, стоял большой букет белой сирени, початая бутылка его любимого «Отборного» коньяку и две рюмки. Одна целая, другая пустая. И записка:

«Алешенька, — писала Лида, — я тебя поздравляю! Будь всегда добрым и не забывай про меня. За твое здоровье я выпила эту рюмку. Моим коньяком одров своих не пои. Мы его выпьем вдвоем».

«Не осталась!» — с сожалением подумал Алексей Иванович. Лида еще вчера предупредила его, что на вечеринке не будет, но он до последнего момента надеялся.

В те времена, когда Рукавишников был еще женат, Лида частенько ходила вместе с ним и с Анютой на редакционные вечера, на новогодние капустники, хорошо знала многих сотрудников редакции, а Гриша Возницын даже пытался за ней ухаживать, но безуспешно. Возницына Лида недолюбливала. «Слишком самоуверен», — отвечала она Анюте, когда та допытывалась о причине неприязни, и держалась с Гришей всегда подчеркнуто холодно.

— Ты просто сердишься на Возницына за то, что он уже женат, — подтрунивал над Лидой Алексей Иванович. Подтрунивал до тех пор, пока она не сказала ему с какой-то странной улыбкой:

— Я же не сержусь на тебя за то, что ты любишь Анну.

Рукавишников не нашелся что ответить, но именно с тех пор почувствовал, что за дружеским Лидиным расположением к нему скрывается нечто большее.

Иногда Лида появлялась у них вместе со своим сослуживцем Виталием Петровичем, крупным, седовласым и респектабельным. Виталий Петрович был старым холостяком, до приторности вежливым и чопорным. Наверное, эта приторность и отпугивала Лиду — у Виталия же Петровича, похоже, были самые серьезные намерения. Он даже знакомил Лиду со своей старенькой мамой...

С тех пор как Рукавишников разошелся со своей женой, Лида старалась не встречаться с его сослуживцами. На все расспросы Алексея Ивановича она лишь пожимала плечами и говорила, как непонятливому ребенку:

— Неужели ты сам не догадываешься почему? — И больше, как ни старался, Рукавишников ничего от нее добиться не мог.

 

Первым пришел Гриша Возницын.

— Старик, мои тебе поздравления и скупой мужской поцелуй! — Возницын, держа в одной руке букетик гвоздик, в другой — кулек с пирожками, крепко обнял Алексея Ивановича и поцеловал. От Гриши чуть-чуть попахивало спиртным, и Рукавишников поинтересовался:

— Где ты успел причаститься? Думаешь, здесь тебя поить не будут?

— Учуял, старый лис? — рассмеялся Гриша. — Надо же было отметить мой бенефис, как изволил выразиться шеф. Выпили с ребятами по рюмке. — Он разделся и прошел в комнату. Положил на стол кулек и поискал глазами, куда бы поставить гвоздики. Заметив букет сирени, сказал:

— Меня опередили? И я не ошибусь, если скажу, что женщина. — Он приоткрыл дверь в кухню, заглянул туда и разочарованно пробасил:

— Никого... А где же добрая фея? Не сам же ты создал это благолепие? — Возницын кивнул на стол, заставленный закусками.

— Добрые феи творят свои дела незаметно, — рассмеялся Алексей Иванович.

— Нет, правда, Алеша, а где же Лида?