Праздник побежденных: Роман. Рассказы

Я сошел на окраине, на пустыре, поросшем лебедой. Автобус развернулся и ушел в город. Вокруг домики по окна в земле и в жухлой от смога и жары зелени. За ними мост и полуразрушенный забор, прокопченная труба, пирамиды бочкотары, рассыхающейся на солнце. За последним домиком-развалюхой я спустился с обрывистого берега к реке. Вода журчала в черных камышах, кривя на волне мазутные блины. В тени ракиты я расстелил пиджак подкладкой по теплой траве. Под голову положил чемодан и сразу же заснул.

Меня разбудили топот и крик. С обрыва, вспарывая каблуками суглинок, сбежали милиционер с наганом в руке и эмвэдэшный старшина в выгоревшей гимнастерке и с автоматом на плече.

— Документы! — свирепо выкрикнул мальчик-милиционер.

— Наш, стриженый… Веди! — смеялись сверху. И я увидел стайку амнистированных и двух солдат с автоматами наготове.

Милиционер погрозил им кулаком и принялся читать мою справку. Чемодан!.. Обыщут! Я поспешно, так, что ордена брякнули и сверкнули на солнце, достал пачку орденских документов и что-то угодливо забормотал о гостинице, в которой не оказалось мест. Ордена возымели успех. Мальчик-милиционер, восторженно стрельнув глазами, вернул справку и извинился.

— Закурить не найдется? — уже мирно попросил старшина. Я протянул пачку.

— Веди! — крикнул наверх милиционер. — Догоним!

Они сели на траву, разулись, и старшина, шевеля скрюченными, будто корневище, пальцами ног, спросил:

— Летчик?

Я кивнул.

— В плену был?

Я опять кивнул. Он, хмуря брови, выпустил целый куст дыма, разом выкурил до картона папироску и, напустив в мундштук слюны, шлепнул в воду. Вдали, по пояс над кустами, тянулись цепочкой арестанты.

— Куда их? — спросил я.

— Которых по делу — так опять за решетку, а остальных — на 500-веселый и айда без остановки из области. Но они на первой же станции сорвут стоп-кран и разбегутся, бандитье сволочное! Нянчатся с ними, в баиньки играют, — и свирепым взглядом из-под нахмуренных бровей проводил красную фуражку, еще долго маячившую над зеленью ракит. — В войну за буханку голодного расстреливали, а с этими… — он сплюнул. — Нет на них Мордвинова!

— Мордвинов?! — Моя голова оцепенела, будто на стальном холодном стержне. — А какой Мордвинов?

— Был… человечек один. По национальности мордвин.

«Был! Был!» — забилось в мозгу. Но я знал — нужно молчать, и старшина продолжал: