Праздник побежденных: Роман. Рассказы

Я вернулся домой в одиннадцать, не раздеваясь, лег животом на кровать и лежал, лежал, дыша в кисло пахнущую подушку, отсчитывая секунды, чтобы время шло быстрей. За окном светило солнце, мирно покудахтывали куры. Ласточки косым полетом расчесывали высь, я же лежал, стиснутый безумием. «Нужно что-то сделать!» — «А что? — ликовало безумие. — Все есть!» — «Нужно надеть тапочки на войлочном ходу». — «Зачем?» — «Чтоб тихо, чтоб подкрасться». — «Хорош и в туфлях». Я заставил себя думать о женщине, моей австралийке. Она не шла. Стук ходиков то звонко отсекал секунды, то таял в ватной глухоте. Я теряю слух? Нет, это подушка закрыла ухо. В голове поворачивался жернов с единственно понятным: «Сегодня, сегодня в шесть… Осталось немного». Я глянул на часы и ужаснулся — прошло всего лишь полчаса. Истерично зажужжала муха, все тоньше, все надрывнее. И прекратила звон резко, будто оборвала. Я приоткрыл глаз. Паук в оконце деловито опутывал ее. Мысли поползли обрывками: «Что-то помешает, торопись!.. Он не доживет до шести. Он пойдет в магазин и попадет под колесо!» — Эта мысль была настолько убедительной, что я рывком сел и с этой секунды не принадлежал себе. Голову морозило, я обвел взглядом комнату, что-то отыскивая. На кукурузной горке средь тряпья лежала побитая молью синяя казацкая фуражка с оборванным до половины козырьком. Вот оно, вот это! Я надел ее, и голову перестало морозить. Тотчас выдвинул чемодан и достал «то». Долго разглядывал огненное отточенное лезвие. Даже сбрил волосики на руке. Затем прорезал карман в пиджаке и просунул в разрез лезвие, чтобы в кармане оставалась мягкая рукоять. Я не стал надевать тапочки, не свинтил ордена, а оглядел комнату, залитую солнцем, початки в золотом оскале зерен и подумал, что это последнее реальное видение. С этого мгновения я перестал принадлежать разуму, а был в незримом куполе, и слышал, и видел лишь то, что попадало в него, не далее пяти шагов, а мысли проскакивали обрывками. Я ступал по грядкам. В купол проник хозяин с лопатой в руке, с изумленным взглядом на пыльную казацкую фуражку. Что-то нужно сделать!.. Ах да!

— Дедушка! — сказал я. — В чемодане вещи и деньги. Деньги, если не вернусь, возьми себе.

— Свят, свят, — перекрестился старик и исчез, а в купол вползла калитка. Я вышел на улицу. Змеились колеи меж домиков с голубыми наличниками. Все было далеко, не мое, из другого мира. Я переставлял ватные ноги, а в черепе вызванивало, выговаривало четко: «Близко уже, сейчас… сейчас ты… его!»