Праздник побежденных: Роман. Рассказы

Значит, не так ты плох, думал я. Плакал, звал — я пришел. Но так устроен мир: палец протяни — тут же пользуются, руку заглатывают. Вояка!

— Завтра, — сказал я, — тебя в больницу свезу, лечить будем.

— Нет уж, — заворочалось во тьме тряпье. — Вот! — и он протянул кукиш, желтый, омерзительный.

— Но ты же болен!.. Уйду-ка я совсем! — и даже встал. Он промолчал с ужасом в глазу.

А не вояка ли я сам? — подумал я и сел. Он глухо завыл в подушку с единственно понятным:

— В больнице поговорят о мужестве и чтоб крепился я… Почитают… «Повесть о настоящем человеке», с тем и ногу отстригут.

— Не бойся, не дадим, — мой голос прозвучал с такой убежденностью, что Фатеич перестал хныкать, и в маслянистом глазу появилась надежда.

— И впрямь, — обрадовался он. — Ни черта они не могут в той больнице, ведро марганцовки у них есть и ножи — вот тебе и все лекарства.

Я с усердием, достойным комсомольца тридцатых годов, с табуретом в руке спустился в коридорчик, отыскал выключатель, и лампочка-тридцатка облила тускло-желтым светом шкафчики, кастрюли на клеенках, керосинку, над ними счетчик в войлочной паутине и пломбу, которую я тут же и сорвал, как только влез на табурет. Я соединил провода, и наверху, в темноте, будто бритвенным надрезом засветилась щель. Вот и начало! — возликовал я и хотел раздвинуть провода, чтобы не замкнули. В решетке пальцев сверкнуло магниево, и я очнулся на столе в грохоте кастрюль, в запахе керосина, в кромешной тьме с женским криком: «Карраул!» Неудача не умалила энергии. Дело мое правильное. Прорвусь, вытащу его. Но феерическая нить, что вела к его воротам, как бы перегорела со вспышкой, и передо мной встала непроходимая стена. Я постелил в кромешной тьме и лег на матрас.

— Фелько, чертушко! — заныл Фатеич. — Эк садануло! А и убить могло.

— Могло. Спи.

Но он ворочался, скрипели доски, и наконец он заговорил:

— Фелько, а водолазы рассказывают, будто матросы мертвые на дне стоят и волосьями раскачивают. Страшна водяная могила!

— Опять похороны?! Спи!

— Нет, Фелько, нет… Про женщину хочу… про ту… что… — У него не хватало духу сказать «любил», и, учащенно дыша, заикаясь, проговорил: — Может… может, больше случая не будет… помру…

Я пытался слушать, но погружался в сон, и голос Фатеича то исчезал, то проявлялся издалека.