Праздник побежденных: Роман. Рассказы

Самолет оттянули к красно-кирпичному купеческому дому. Там был штаб, а утепленный чердак, на который вела металлическая лестница, занимала контрразведка, начальником ее был мой пассажир — генерал. Рядом, в каретнике, разместился комендантский взвод. Я вошел в горячий дух сарая — дух овчины, махры, портянок и ружейного масла, и, пока я отряхивал снег с унтов, мне освободили место на снарядном ящике у малиново накаленной чугунки. Я был желанным гостем, героем дня, и за спиной то и дело слышалось: «…а наш вокруг колокольни, крыло аж за кресты… а энтот из пушки… по колоколам… ка-ак даст, аж искры, а наш уж вокруг цвинтаря…» Я попил чай из медной кружки, без интереса сыграл в «козла», настроение не приходило. Казалось, произойдет что-то значительное, и я пытался понять: что? И когда в двери в клубах пара стали появляться солдаты, улыбчивые, с кусками парашютного шелка в руках и мотками строп, я бросил кости и захотел повидать Фатеича, поговорить с ним, попить чаю и поиграть в шахматы. Благо, улетать мне вечером, а на часах сейчас три, но дневальный сказал, что подполковник Мордвинов уехал, скоро будет, и посоветовал поглядеть город. Дневальный был уроженец Брянщины, преподаватель истории, и рассказал мне, что город маленький, купеческий и богомольный, что в городе три десятка храмов и старая крепостная стена над рекой. Был здесь Лжедимитрий с Мариной Мнишек, когда шел на Москву, был и гетман Мазепа, и Иван Скоропадский.

Я внял его советам и пошел площадью. Собор сиял зеленью куполов, а две церквушки напротив плаксиво глядели из-под ржавых кровель осколками витражей. Я шел вдоль краснокирпичных сгоревших пакгаузов и дивился толщине их стен, постоял и у сгоревшей еще в 41-м танкетки, ржаво-черной под толстой шапкой снега. И опять потянулась улица с приземистыми домиками, с вычурными козырьками над парадными. Я потоптался на монастырской стене и оглядел ледяную равнину реки, омедненную низким солнцем. Нет, день поистине странный, многое произошло и, как подсказывало предчувствие, еще произойдет. Я побрел назад, желая встретиться с Фатеичем, и почему-то с беспокойством думал о нем.

Странная дружба связывала меня с Фатеичем, и ей дивились многие, а я гордился подполковником, с которым попросту был на «ты» и называл Фатеичем. По национальности он был мордвин, и фамилия у него была Мордвинов — Иван Фатеич.