Праздник похорон

— Ну конечно, ты права — в идеале, — Владимир Антонович снова заговорил тихо. — Только когда он настанет — твой идеал? Через десять лет или через пятьдесят? А мы живём сегодня. У нас в крови: воображать идеалы и не замечать того, что вокруг. А жизнь у нас одна — сегодняшняя. Я бы на десять лет запретил мечтать об идеалах — думать всем только о том, чтобы сегодня жить сносно! Закормлены мы мечтами об идеалах!

Владимир Антонович снова разгорячился, но уже нормально, без истерики.

— Ой, дядь Володь, ты прелесть: «Запретить мечтать об идеалах!» Этого ещё никто не предлагал!

Одобрила девчонка — и Владимир Антонович испытал некоторое самодовольство.

Интересно, что Павлик не показывался. Небось Сашка шепнула: «Пока не маячь, я сама его успокою». И добилась. Уже как бы и забылось, что любезный сын утопил в собственной ванне кошку. А что делать? Не проклянёшь же и не выгонишь из дому. Значит, остаётся жить рядом и знать, что Павлик такой, что рука у него не дрогнет. Весело стареть, зная такое.

Совсем поздно позвонила наконец Ольга.

— Ну что там? Шейка бедра? Я так и знала! Ну никак не могла сегодня успеть. И подумала: зачем мне, раз будешь ты? А завтра поеду я. Ты с санитаркой договорился?

Владимир Антонович и сам смутно чувствовал, когда уходил из больницы, что не сделал самого главного. И вот теперь прямой вопрос безжалостно разоблачил его недоделку. Преступную халатность.

— Нет, — через силу признался он.

— Так зачем же ты ездил? Это ж самое главное! Думаешь, к ней там подойдут, если не заплатить? О, господи! Ничего нельзя мужчине доверить практического. Платить-платить-платить — ничего другого там не нужно. Или самим дежурить круглые сутки. Но мы же не можем, мы же все заняты. Санитарки там не козы — они цветы не едят. И сёстры. Будем платить — будут выносить. И чтобы лекарства не забывали.

Всю жизнь учила мамочка, а теперь принялась сестра. И ведь известно это всё, но Ольга преподносила с таким апломбом, будто она сама первая открыла систему «платить-выносить». Да, всё известно, но почему-то Владимир Антонович не нашёл, не заплатил.

— Ну что, детки наши у тебя? Голубки? Сашка сказала, пойдёт помочь говно выносить после бабули.

«После». Не рано ли обрадовались?

— Мамочка может вылечиться. Тогда ты ей и объясняй, куда её любимые вещи девались. И любимая кошка.

— Они и Зоську выкинули? Ну дают! Метут чисто. Да подумаешь, объясним. Мамуля и не заметит. Скажем, так и было. Ну так, значит, завтра я поеду, разберусь там. Всегда приходится самой!

Всегда приходилось ухаживать за мамочкой Варе и Владимиру Антоновичу. И вот в кои веки Ольга ещё только собирается что-то сделать — и уже заранее трубит в трубы!

— Что тебе приходится самой?! Ничего ты до сих пор сама не сделала для мамочки, всё скинула на Варю! — В другом настроении Владимир Антонович не высказался бы так прямо, но сегодня его довели.

— Зато и квартиру мамуля сделала тебе, а не мне. Кто в трёхкомнатной живёт? А я там, где мне Серёжа оставил.

Оказывается, и Ольга недовольна мамочкой: почему не ей сделала квартиру! Но у её Серёжки была же своя, естественно, Ольга к нему и переехала. А потом успешно его выжила и стала полной хозяйкой. Не делать же ей было вторую квартиру!

— Ну теперь твоя Сашка возьмёт реванш: всё достанется ей.

— А чего ж? Только справедливо!

Прекрасно поговорили.

Павлик пошёл провожать Сашку, и Владимир Антонович его не дождался. Но утром завтракали вместе, и Владимир Антонович высказался с удовольствием:

— Дурак ты будешь, если женишься на ней. Сам залезешь под каблук. Она же в точности повторение своей матери, а от Ольги её Серёжка сбежал, не разбирая дороги. Хороший был парень. До самой тундры бежал, не оглядываясь! А сама Ольга в мою мамочку — в нашей семье по женской линии передаётся железная воля. Неужели самому охота — на цепь и в будку?

Павлик покраснел, запыхтел, что никому не позволит… что он не мальчик…

Владимир Антонович смотрел — и ничего, кроме брезгливости, это пыхтение в нём не вызывало. Видать, и правда что-то порвалось вчера, не сможет он любить сына как прежде. Живодёр в семье.

— Да делай как хочешь, раз не мальчик! — Владимир Антонович особенно подчеркнул голосом: «не мальчик». — Я сообщил тебе только свои генетические наблюдения. Мамочка небось когда-то и против генетики протестовала, как тогда полагалось, но ты-то ведь знаешь, что генетика — полезная наука?

Против генетики Павлик не нашёлся, что возразить, ещё попыхтел молча. Так ведь у живодёров не в споре сила: они молча пыхтят — и делают.

Владимир Антонович тоже молча доедал домашний творог и чувствовал, как прохладные творожные массы успокаивают его язву, как всегда нывшую с утра.

А квартира действительно преобразилась. Владимир Антонович в полной мере ощутил это вечером: впервые за несколько лет открыл дверь — и не ударил в нос запах мочи. И просторнее стало. Мамочкина комната — та вообще словно бы увеличилась в три раза, но и в коридоре просторнее, и в кухне, и в уборной, где не лезла больше под ноги Зоськина ванночка.