Праздник цвета берлинской лазури

Баобабу стоило неимоверных усилий вырастить плод на чужой земле. Он стал чахнуть, выглядел отвратительно, кора сделалась тусклой, листья пожухли. Никто не мог понять, в чем дело, и даже Альфонсо высказал свои опасения:

— Баобаб совсем плох. Вряд ли дело в жаре, эти громадины живут и при более высоких температурах. Может, в нем завелись какие-нибудь паразиты или он просто отторгает наши удобрения. Надо вызывать университетских.

Умберта отреагировала на это как-то механически, напасти валились на нее одна за другой. Почему жизнь внезапно ополчилась на нее? Чем больше она об этом думала, тем чаще останавливалась на одной мысли: а что, если против нее восстали темные силы? Вдруг кто-то коварный хочет причинить ей зло? Вспомнилась бабушка, тучная синьора в неизменном платье в горошек.

Раз в неделю бабушка заставляла Умберту освобождаться от сглаза. Пока девочка читала «Богородицу», бабушка держала у нее над головой тарелку, полную воды, и бормотала странные заклятия, брызжа слюной. Затем движением, пришедшим из глубины веков, капала на воду оливковое масло. Если капля оставалась целой и плавала на поверхности, сглаза не было; если масло растекалось по воде, сглаз нужно было снимать. Хуже всего, если капля тонула и прилипала ко дну: это означало, что воронка сглаза над самой головой. Так, может быть, Умберту околдовали? Если хорошенько подумать, есть человек, который ее ненавидит: архитектор Руджери.

Они столкнулись на пороге. Из-под шляпы из флорентийской соломки Руджери вперил в нее свой острый взгляд. Такой взгляд бывает у оскорбленных хищников, у завистливых товарок и у обманутых геев. Умберта даже не поздоровалась, свернула в сторону и спиной ощутила волну черной злобы. Умберта споткнулась на ступеньках и подумала, что опять сглупила. Надо было сложить пальцы в кукиш и сказать про себя: «Иисус, Иосиф и Мария, защитите от дурного глаза».

Сказать трижды, как учила бабушка. Руджери приносит одно несчастье — с тех пор как он здесь появился, все пошло наперекосяк.

На стволе баобаба кипело оживленное движение: красные и черные муравьи курсировали туда-сюда, две цикады оглашали тишину своим стрекотом, лягушка прилепилась к коре. Как долго ни одно живое существо даже не смотрело в его сторону, а теперь он стал излюбленным местом для посиделок и дроздов, и жаворонков, и белок.

Под баобабом стоял ботаник из университета, профессор Джулиани, высокий, сухой, с длинными грязными волосами. Наклоняясь, он длинными руками ощупывал корни, лопаткой собирал образцы земли и складывал их в красное ведерко, подозрительно напоминавшее детское. Наконец он покачал головой и изрек:

— Не понимаю. Температура нормальная, грунт и местоположение правильные, и влаги достаточно. Все за ним ухаживают. Но вместо того чтобы блистать здоровьем, баобаб в ужасном состоянии. Вы сочтете меня сумасшедшим, но, похоже, он страдает от ностальгии вдали от родной земли.

Профессор задумчиво направил взгляд к горизонту. Он любил говорить напыщенно, с актерским перебором. Углубившись в воспоминания, он нахмурил лоб, приложил кулак к подбородку и начал повествование:

— Помню, в Сан-Россоре был такой случай. Вишня выросла рядом с платаном и, когда мы пересадили ее в другой конец сада, заболела и потеряла все листья. Ни один из химических анализов не открыл мне правды. Тогда я подошел к этой проблеме с другой стороны, составил «биографию» вишни, указав в ней, где она родилась, росла, с какими растениями рядом находилась. Вскоре все стало понятно. Вишня всегда росла рядом с платаном и стала испытывать к нему нечто вроде влюбленности. Я сам пересадил ее обратно к платану. Через месяц она дала новые отростки и теперь счастливо плодоносит.

Умберта была слишком встревожена, чтобы тратить время на подобные разговоры, и нетерпеливо спросила:

— Так что же нам делать?

Джулиани сложился вдвое, чтобы поднять еще одну щепотку земли, потер ее между пальцев и ответил:

— Вытащить баобаб из земли, упаковать и отправить обратно на родину. Иначе очень скоро он погибнет. Другого выхода я не вижу.

Умберта запрокинула голову назад, посмотрела на верхушку баобаба, где желтели маленькие листочки, вспомнила о кране, который устанавливал дерево в яму. Отыграть все назад означало подписаться под собственным поражением. С мольбой в голосе она спросила профессора:

— Неужели ничего нельзя сделать, чтобы спасти его?

Профессор вошел в подобающий моменту образ, нечто среднее между врачом и шаманом, и сказал:

— Опрыскивать жидким азотом и удобрять корни. Если через два дня ситуация не улучшится, готовьте его к путешествию в Сенегал.

Умберта вместе с Альфонсо бросились организовывать лечение баобаба. Конечно, окунувшись с головой в любовь к Замиру, Умберта забросила свое дерево, а оно наверняка требовало к себе особого отношения и поэтому зачахло. Альфонсо, в свою очередь, был уверен, что всему виной бесславная гибель берез. «И все из-за этого мерзкого араба», — думал он. На самом же деле баобаб, как все мамы на свете, просто нуждался в солях и витаминах и вовсе не собирался умирать.