Пражская весна

В 1948–1949 годах – профессор кафедры общей хирургии 2-го Московского медицинского института имени Н. И. Пирогова, в 1949–1951 годах – директор кафедры госпитальной хирургии и заведующий 3-й хирургической клиникой Будапештского университета, в 1951–1956 годах – заведующий кафедрой факультетской хирургии 2-го Московского медицинского института имени Н. И. Пирогова. В 1953–1965 годах – главный хирург 4-го Главного управления Министерства здравоохранения СССР.

В 1956 году ему были присвоены почётные звания «Заслуженный деятель науки РСФСР» и «Заслуженный деятель науки Азербайджанской ССР». В1957 году избран действительным членом (академиком) АМН СССР, в 1966 – Академии наук (АН) СССР.

С 1956 года – заведующий кафедрой госпитальной хирургии 1-го Московского медицинского института имени И. М. Сеченоваи одновременно (с 1963) директор Всесоюзного научно-исследовательского института клинической и экспериментальной хирургии. Организатор и участник Пироговских чтений.

Организатор (1963) и директор (1963) Всесоюзного научного центра хирургии АМН СССР, С 1989 года – Почётный директор этого Центра.

В 1964 году выполнил первую успешную операцию протезирования митрального клапана сердца с механической (бесшовной) фиксацией, а в 1965 году впервые в СССР успешно осуществил пересадку почки человеку.

Оперировал С. П. Королёва, который умер от сердечной недостаточности во время операции 14 января 1966 года.

С сентября 1965 возглавлял Министерство здравоохранения СССР. Член ВКП (б)/КПССс 1942 года. Делегат 22–23-го съездов КПСС. Кандидат в члены ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР (с 1962)/.

Что нам стало известно из этой справки? А то, что Министр все же делал операции на сердце. Но вот смерть Королёва походу дела его подкосила. Да и для меня эта новость стала шоком. Придется теперь выстраивать отношения с остальными участниками космической программы. Брежнев был, кроме всего прочего, ответственен за Байконур.

Интересно, кто сейчас там рулит – Челомей с Глушко. Да, и долго они до Марса лететь будут. Ладно. Космонавтов откладываем на следующую неделю. А сегодня займемся министром здравоохранения.

Италия.

Телефонный разговор с товарищем Сусловым для Луиджи Лонго был тяжелым. После смерти Тольятти положение КПИ ухудшалось. Авторитет Лонго был достаточно велик, но молодежь задавала сложные вопросы. КПИ не смогла закрепить большинство в Правительстве, но все равно имела достаточно ощутимый вес в работе различных направлений и комиссий.

Для Лонго вопрос с Фиатом был непростым. Аньелли настаивал на приватизации. Профсоюзы упирались. Фиат контролировал поставки всего транспорта в Италии. Кроме того, вокруг Аньелли крутились ультраправые. Их лидер – князь Боргезе, был полностью отмороженным маньяком. Лонго испытывал опасения.

Предложение Суслова привезти Аньелли в Москву на 9 мая было крупным ходом.

Лонго собрал профсоюзных лидеров и обсудил с ними ситуацию Аньелли. Те были за совместные операции Фиата и СССР. До 9 мая времени осталось мало. Профсоюзы начали переговоры с Витторио Валлеттой, но решение о продолжении совместной работы с русскими все равно оставалось за Аньелли.

Вторник закончился для меня визитом Александра Рябова. Мой начальник охраны нашел таки приемлемый вариант с бассейном. Даже успел свозить Викторию Петровну в ЦУМ чтобы купить плавательные принадлежности. Бассейн был в паре километров от Кремля. Вообще-то вечернее время было самым часом пик для бассейна. Но Рябов как-то извернулся и я, как простой советский парень, плавала в бассейне в окружении народа. Народ Брежнева не узнавал, потому что на мне были плавательные очки и шапочка. Да и кому в голову бы пришло, что глава компартии запросто рассекает волны бассейна.

Среда началась с подъема в шесть утра. С руководством бассейна договорились, что мой приход в семь утра им не помешает. Вообще-то Брежнев мог и приказать, но мне не хотелось светить свой статус, пусть думают, что Генсекретарь такой парень-душка, простой советский человек, которому негде поплавать.

Среда – для кого то середина недели, время помечтать о пятнице. Для меня же этот день был боевым днем. Нужно было наехать на министра здравоохранения, чтобы Шелепин проникся тем, что Брежнев боится за свое здоровье, надо было накрутить хвоста Косыгину, проехаться по академикам. Мое мнение было таково, что именно из-за разгильдяйства и вседозволенности Академии наук мы получили диссидентов. Звание академика давалось пожизненно. Они пользовались определенными льготами. Да, во время войны лишняя пайка хлеба помогала шевелить мозгами, да и после в сороковые – пятидесятые, когда промышленность была на нуле, их привилегии имели место быть и все это осознавали, как данность, но в шестидесятые, когда жизнь стала более активной, льготы академиков смотрелись как-то по-идиотски.

Заседание Политбюро как всегда начал Шелепин. Вообще – то спикером был Черненко, то бишь техническим-секретарем распорядителем, не входящим в сам состав Политбюро, но на время его болезни, Шелепин узурпировал место.