Пражский синдром (СИ)

А когда очнулась, у меня болел не только живот, а вообще все. И больше всего почему-то голова, просто раскалывалась. Я лежала на высокой кровати, голая и слегка прикрытая простыней, все облепленная какими-то датчиками, а к обеим рукам присосались с двух сторон по капельнице. Из живота торчали какие-то трубки – видимо, дренаж. Скосив глаза, я увидела еще несколько таких же любимцев фортуны, а сбоку стол, за которым сидела девушка в хирургическом костюме. Судя по всему, мне сделали операцию, и теперь я лежала в реанимации.

Я попыталась позвать сестру, но удалось выжать из себя только какое-то шипение. Впрочем, этого хватило. Она встала и подошла ко мне. Бегло взглянула на монитор, поправила один датчик.

- Добрый вечер. Как вы?

- Вечер? – прошелестела я.

- Да уже вечер. Вас по скорой привезли ночью и шесть часов оперировали. Разлитой перитонит. Не волнуйтесь, все промыли, почистили. Все будет в порядке.

Если б у меня были силы, я бы, наверно, взвыла. Вместо долгожданной встречи с мужчиной мечты оказаться в больнице с торчащими из брюха трубками! Нет, я точно королева лузеров. И ведь Алеш ничего не знает! Маму ко мне сюда не пустят, телефон не дадут. О господи…

В результате я разрыдалась, и мне вкололи что-то успокоительное. До следующего утра спать хватило. А утром, вместе со всеми капельницами, дренажами и катетерами, перекатили в интенсивную терапию. И пустили маму – видимо, она поставила на уши всю больницу и добралась до министра здравоохранения.

Не успев даже поздороваться, она с порога поспешила успокоить:

- Не волнуйся, я залезла в твой телефон и написала ему, так что он в курсе. Пообщалась заодно немного с потенциальным зятем. Он милый. И сходит с ума.

- Мааа…

- Не мамкай. На, держи, - она достала мой телефон из сумки. – Оставить его тебе не разрешат, но пока я здесь, можешь позвонить или написать.

Я решила, что лучше будет позвонить. Алеш отозвался после первого же гудка. Он действительно страшно беспокоился, и это было приятно. Я кратенько, не вдаваясь в подробности, рассказала, что случилось, и пообещала позвонить, как только меня переведут в отделение и разрешат телефон. Алеш пожелал мне скорее поправляться и попросил передать привет маме. Похоже, они контакт наладили, что не могло не радовать.

- По секрету, - сказала мама, когда я сделала все необходимые звонки и отдала ей телефон. – Он спрашивал, не нужно ли приехать. Но я подумала, что ты, вроде, не умираешь и вряд ли захочешь, чтобы он увидел тебя в таком состоянии.

- Спасибо! – простонала я. – Ты просто чудо!

- Я знаю, - кивнула она. – Ничего, Анют, прорвемся. Обидно страшно, понимаю. Остается только плюсы искать.

- Мам, ты издеваешься? – возмутилась я. – Какие плюсы? Я знаю, ты во всем ищешь плюсы, но это уж слишком.

- Во-первых, ты жива, как ни странно. Мне сказали, что еще час, максимум два – и ага, вряд ли бы тебя вытянули. Во-вторых, мужчина умирает от беспокойства. Ему это полезно, пусть немного пострадает. В-третьих, оба злее будете.

Я смущенно хрюкнула. И тут же снова залилась слезами.

- Ма, у меня, наверно, теперь шрам на все брюхо.

- Ну… да, наверно. Не наверно, а точно шрам. Я тебе денег отсыплю, сделаешь красивое тату поверх. Какие-нибудь листики-цветочки. Вообще отпад будет.

- Цветочки! – всхлипнула я. – Когда все это еще заживет! И когда мы теперь увидимся!

- Ага, - удовлетворенно кивнула мама. – Еще совсем недавно ты вообще не уверена была, надо ли тебе это все. А говоришь, никаких плюсов нет.

На четвертый день меня перевели в обычную палату, хотя дренажная трубка по-прежнему торчала из живота. Шрам… каждый раз, когда медсестра обрабатывала шов, я едва сдерживала слезы. Вот без лишней скромности, у меня был очень красивый живот… раньше. И я – сначала с внутренним протестом, потом уже без – действительно начала искать в интернете фотографии татуировок на шрамы. И некоторые были такие роскошные, что я всерьез примеряла их на себя. Прикидывая при этом, понравится ли Алешу. Впрочем, тут меня ждал облом. Оказалось, что татуировку можно будет сделать не раньше, чем через полгода. А лучше – через год.

Да, разумеется, стоило мне получить в руки телефон, я уже не вылезала из Вайбера. Наверно, мешала Алешу работать. По Скайпу мы тоже говорили, но это было не очень удобно. Маленький экранчик, да и соседок не хотелось напрягать бесконечной болтовней. Хотя они ее и не понимали.

Алеш действительно очень переживал. Расспрашивал без конца о моем самочувствии, утешал, ободрял. Уговаривал не переживать из-за шрама и вообще ни о чем не переживать.

- Анна, мне без разницы, где и какой у тебя шрам. И мы с тобой встретимся, как только ты поправишься. Обязательно. Но ты правда не хочешь, чтобы я прилетел сейчас?

Наверно, он был бы идеальной сиделкой или медбратом, и все же мне действительно не хотелось, чтобы он видел меня страшной, отекшей, бледной до зелени, с синяками на руках от капельниц и трубкой в животе. Ну вот правда, не с этого стоило начинать отношения. Хотя его беспокойство и сочувствие мне было очень приятно. И очень помогало.