Предай их всех

— И да, и нет, ваше высочество. С одной стороны, если у ваших соседей-орков нет с вами счетов, то они к вам не придут. Их слишком мало, они слишком редко рождаются и слишком долго растут, чтобы нести потери без очень веской причины. И друг с другом они воюют, можно сказать, по турнирным правилам, зачастую без потерь. Потому — орки не воинственны с этой точки зрения. А с другой стороны — они не знают иного способа решения конфликтов, кроме войны. Точнее — вообще не приемлют. Обида, агрессия, нарушение границ, месть — ответ один. Война. Я вам больше скажу: в языке орков не существует понятия «воин». Орк мужского пола — воин по своей сути, и никак иначе. И орочье слово «война» в буквальном переводе на талсидонский будет звучать как «мужня», то есть «дело мужчин». А для обозначения человека, не являющегося воином, у орков есть понятие «немужчина», и большинство орков думает, что у людей три пола: мужчины, женщины и немужчины. Разделение понятий «мужчина» и «воин» в их головы не укладывается.

— А я и не знал, — признался Кархад.

— Какие ваши годы, сэр рыцарь… Разменяете шестой десяток — тоже будете знать много такого, чего не будут знать молодые… Орки редко начинают войны или набеги, а если начали — то у них есть причина. Даже если после двадцати лет мира без видимой причины и предупреждения налетает орочья ватага — виноваты все равно люди. И такие вроде бы беспричинные нападения обычно случаются из-за мести. Допустим, если когда-то погиб некий орк, оставив после себя малолетнего сына, то десятки лет спустя повзрослевший сын начинает мстить, и если таких набирается много — вот и ватага. Если один из них вождь — вот и орда. Тут такое дело… Люди обычно не знают или не понимают, что когда вы заключаете мир с вождем некоего племени — вы заключаете его только конкретно с этим вождем. С одним-единственным орком. Который будет неукоснительно соблюдать договор и никогда не поведет в набег свое племя. Но он не может запретить другим оркам своего племени вести свою личную войну, особенно из мести. Месть за тех, кто им был дорог, у орков — святое. И не только у них. Но в целом же, если вы заключили с орком соглашение или он дал вам слово — то будет соблюдать.

— Кстати, о словах. Я всегда хотела понять, как так вышло, что за твоим народом давно закрепилась слава вероломных, держащих слово только пока это выгодно, а ты среди них умудрился родиться честным?

— Я был в детстве как все, на самом деле, — пожал плечами Р'Энкор. — Лгал и нарушал слово, если так было надо. Это среди нас нормально, если кто-то когда-то обманул меня — я не буду ему это пенять, потому что на его месте сам поступил бы так же. Нарушение договора, если договор становится невыгодным — так же просто и естественно для нас, как вдох и выдох… А потом мы с отцом оказались на поверхности… Мы наивно полагали, что сможем найти место среди вас, если станем как вы. Странными, нелогичными, держащими слово, даже если это себе во вред. И мы пообещали друг другу, что не будем лгать. И потому я с тех пор не лгу.

— Хм… Ты держишь слово, потому что дал отцу слово?

— Да. Я не справляю поминок по мертвым, как вы, не строю величественные мавзолеи… Вместо этого я чту память отца, держа слово, которое когда-то ему дал.

Кархад ухмыльнулся.

— Звучит примерно как «долговая расписка, обеспеченная долговой распиской», — сказал он и сразу же был награжден осуждающим взглядом Мирданы.

Тут дроу чуть привстал в стременах и крикнул:

— Всем внимание и не зевать! Мы приближаемся к самому опасному месту нашего маршрута.

— Какая опасность нас подстерегает? — спросил один из рыцарей, обернувшись.

— Ущелье и ветхий подвесной мост. Если б я должен был устроить нам засаду — я устроил бы ее здесь.

* * *

Сознание вернулось еще до того, как пропали звон в ушах и боль в челюсти. Келленсилль пару раз моргнула, ощущая, как ее всю качает туда-сюда, и открыла глаза. Лежит на чем-то мягком, смотрит в потолок… чего? И еще ее терзают некие необычные ощущения, словно ее душу скрутили путами и сунули куда-то далеко от тела.

В следующий миг княгиня сообразила, что причина покачиваний — человеческий экипаж, в котором ее везут. Она попыталась сесть и обнаружила, что ее руки скованы короткой цепочкой, а совсем рядом, на противоположном сидении кареты, сидят ее пленители.

Келленсилль все же села и первым делом смерила того, что побольше, взглядом, полным безграничного пренебрежения, одновременно рассмотрев его. Он, безусловно, один из нападающих, и его руки, лежащие на коленях и закованные в тяжелые перчатки, кажутся знакомыми. Точнее, знакомыми кажутся именно латные перчатки: вроде бы, как раз от одной из них у княгини ноет правая сторона челюсти. И его глаза… Золотистые глаза стража, с каким-то необычным серым отливом, буквально лучащиеся дикой мощью, природу которой Келленсилль пока не понимает.

В этот миг здоровяк, убедившись, что его пленница полностью пришла в себя, заговорил низким голосом, в котором Келленсилль послышался рокот шторма.