Предание о Временах великой скорби

Экран сознания недолго был темен. Появилось спокойное лучезарное море. На горизонте показались деревянные корабли. Они быстро приближались, их было очень много. Вот они уже роятся вдоль побережья. Люди в блестящих металлических доспехах высаживаются на берег. Их радостно встречает местное население. Но сошедшие с кораблей люди из ружей и пушек начинают пальбу по безоружным приветливым туземцам. «Шершни-убийцы, попавшие на территорию США… Жалят местных жителей…» – слышит Иванко голос диктора. Тем временем на корабли под прикрытием оружия тащат золото, отнятое у индейцев. «Мед на вес золота…» – пробивается голос диктора. Индейцы в отчаянии, с голыми руками, бросаются на защиту своих домов, святынь, их расстреливают в упор. Боль, страдания, ненависть и проклятия индейцев в адрес колонизаторов огромными сгустками тяжелой горячей энергии поднимаются в небо. А оккупанты тем временем уже обживаются, строят крепости на этих территориях, обзаводятся семьями. И где-то там, высоко-высоко, в метафизической вселенной, эти раскаленные сгустки сливались в одно большое темное облако боли, страдания и проклятий. Остывая в бескрайнем ледяном космосе, оно сжималось, уплотняясь и приобретая сложную форму. И постепенно вся эта гигантская затвердевшая масса боли и страдания начала опускаться, с каждой секундой набирая скорость, чтобы через много сотен лет, на новом спиральном витке времени, упасть камнем преткновения на пути несчастных, ни в чем не виноватых, потомков колонизаторов.

Воспоминания были яркими, как будто произошли с самим Иванко прямо вчера. Он резко выдернул руку из руки Мудрейшего. Ему впервые пришлось увидеть убийство человека человеком. Холодный пот стекал у него со лба. Мудрейший выключил компьютер и заглушил генератор.

– Да, убийство было нормой жизни. Войны, распри, месть, казни – все это было узаконенным и оправданным убийством. Одна вселенная, заключенная в человеке, пыталась уничтожить другую, или скопления вселенных стирали в порошок другие скопления, причем обе стороны были убеждены в своей правоте. Уничтожая общего противника, союзы начинали дробиться на более мелкие группы и уничтожать друг друга до тех пор, пока человек не разделился сам в себе в конце Времен великой скорби, и раздираемый внутренними конфликтами, не в силах управлять своей жизнью, отдал свою личность под управление искусственному разуму. Гнев, алчность и ненависть, эти ненасытные звери, не успокоятся до тех пор, пока не уничтожат все вокруг себя и в конце захлебнутся в собственной безграничной злобе! – с грустью говорил Мудрейший. – Прошло много лет, боль и страдания, подброшенные индейцами в далеком прошлом, обрушились на землю, и пули, которыми оккупанты жалили безоружных индейцев, вернулись, и теперь шершнями до смерти жалят потомков этих людей…

– Я предполагал, что много зла увижу в различных формах. Подсознательно я был готов, что увижу даже насильственную смерть! Но меня поражает то, что человек погибает мучительной смертью от укусов насекомых… Да, ему не помочь, но это не вызывает искреннего сочувствия, а наоборот, это показывают с разных ракурсов, а значит, это востребовано! Это… Как это назвать-то?

– Цинизм это называлось в те времена. Низменное – самое востребованное, его проще всего продавать. «Все, что приносит выгоду, – экономически обосновано, а значит, оправдано»! – лозунг тех времен.

– И во время того, как человек мучительно погибает, диктор анонсирует компьютерную игру. Жизнь вообще и человека в частности не имела ценности, – рассуждал Иванко. – Тут говорится про континент Америка, это же какая-то часть суши, а какие еще были территории? Ты же сказал, что люди сознательно ограждались от других людей и территорий?

Старик ненадолго задумался, подбирая слова, которые будут понятны человеку, никогда не сталкивавшемуся с границами, насилием и убийством.

– После того как потребители покинули планету, мы все превратились в одну нацию с общими ценностями, и дом у нас общий: живи где хочешь, все уголки планеты для тебя открыты. Население, конечно, сильно сократилось, но нельзя сказать, что и раньше людям не хватало места. Каждая общность отделялась границами, человек был привязан к месту, огороженному границами, через которые просто так пройти было нельзя. Люди были различных цветов кожи, верований в Бога, уровня жизни, даже понятие такое было – слои общества.

– Ахаха, слои, – перебил неожиданно вырвавшимся смехом Иванко. – Это какая-то биомасса, выше другая масса, потом третья, а сверху перегной! Каждый человек же уникален, ладно бы обозвали кирпич в стене, еще понятно, но слои!!! Это же вообще, – он какое-то время подбирал слово, – унижение, что ли?! Тот, кто создавал такие меткие определения, видимо, не очень-то любил людей!

– Создавали такие понятия верные служители вселенского зла, все систематизирующие и оптимизирующие, выжигающие из человека малейшее творческое начало. Они не то что недолюбливали, а просто ненавидели людей!