Предания Синих камней

Все они так или иначе (а) связаны с символикой “материнства”(родов) и (б) выполняли ярко выраженные коммуникативные функции…»[172]

Впрочем, и цыгане по-особенному относились к камешкам с отверстиями. По их поверьям, любой камень, в котором есть отверстие естественного происхождения, обладает магической силой. Такие камни среди народа ромов называют «женскими». Потому, кстати, нельзя исключить и того, что, привлечённые необычным валуном, здесь когда-то действительно останавливались цыгане – например, для проведения каких-то своих обрядов и праздников.

О Цыган-камне рассказывают также, что он обладает даром делать людей счастливыми, пробуждать у них способности к сочинению музыки, написанию стихов, наделяет даром рассказчика. Так ли это на самом деле – неизвестно. Возможности проверить у меня пока не было.

В камне не раз пытались увидеть древнюю обсерваторию. Скажем, А. А. Левин[173] и ряд других авторов связывали отверстие в нём с точкой восхода Солнца в день летнего солнцестояния. Однако А. В. Платов, выполнив ряд математических расчётов, обоснованно, как нам кажется, показал, что такое утверждение не вполне справедливо – по крайней мере, в настоящее время. Причины этого могут быть самыми разными. В то же время все писавшие о камне исследователи сходятся на том, что канавка треугольного сечения на Цыган-камне служила визиром, нацеленным на точку восхода Солнца в день зимнего солнцестояния.

Цыган-камень на Куликовом поле

На камне есть и другие детали, которые указывают на его археоастрономические функции, однако каждую из них ещё надлежит перепроверять, а это долгая и кропотливая работа. Но, согласитесь, тут уж лучше семьдесят семь раз отмерить и только потом уже отрезать – в полном согласии с древней народной мудростью.

Так что Куликово поле ещё ждёт своего, нет, не Шлимана… Шлиман всё-таки больше навредил, чем открыл и сохранил, но того, кто проникнет в его многочисленные старые и более новые загадки, ждёт точно. Скажите: ну разве вам, помимо постижения смысла и назначения этих священных камней, не хочется достоверно узнать, где же на самом деле произошла Куликовская битва? Вот то-то и оно…

Каменный Дед

Когда стало ясно, что Синь-Камень никогда почти наверняка не был на вершине Александровой горы, идея сложно спланированного святилища, составной частью которого он мог бы быть, волей-неволей сошла на нет. Стало ясно, что говорить можно лишь о некоем комплексе культовых объектов, сосредоточенных на сравнительно небольшой территории, которые были задействованы в определённых ритуалах, но не объединены композиционно или даже архитектурно. Архитектурное единство – способ обозначить святилище с постройками, где на выделенной, например, с помощью ограждения площадке установлены изображения различных богов, находятся камни, священные источники и т. п. О чём-то подобном рассказывают, опираясь на результаты своих раскопок, И. П. Русанова и Б. А. Тимощук в знаменитой книге «Языческие святилища древних славян». В ней речь идёт и о валах, знаменующих собою границу между обычным и священным пространствами, о каменных идолах, источнике, разных постройках на довольно небольшой территории.

В комплексе же на берегу Плещеева озера, если смысловое единство и существовало, говорить о чём-то более сложном, скорее всего, оснований нет.

Тем не менее некоторые почитаемые восточными славянами камни, если верить дошедшей до нас информации, всё-таки были элементами таких святилищ. Среди них, конечно, особенно выделяется валун по имени Дзед (Дед).

Языческое по сути капище на территории современного Минска невероятным стечением обстоятельств и благодаря народной вере в присутствующую на месте чудотворную силу просуществовало с глубокой древности до второй половины XIX века. Находилось капище на берегу реки Свислочь – там, где проходили Кошарская и Лодочная улицы, а теперь Красноармейская (на Лодочной улице в конце концов остался только один дом, которому сменили адрес).

Информацию о нём удалось сохранить благодаря дневниковым записям Михаила Кацара – известного исследователя белорусской старины – за 1940 год[174]. Хотя этнографы рекомендуют очень аккуратно относиться к толкованиям и идеям, изложенным в его трудах, дневниковая запись – не авторское сочинение, а рабочий материал, передача беседы с информатором.