Предания вершин седых

И вдруг зверя будто ветром сдуло. Олянка лежала зажмурившись, и поэтому могла только слышать рёв, рык и возню. Рядом с ней шла драка, без сомнения: на оборотня кто-то напал — какой-то другой зверь. «Ползи прочь», — подсказывало ей что-то, и она, не открывая глаз от страха, на ощупь поползла в противоположную от дерущихся существ сторону. Звуки битвы приближались, лопатки обожгло дыханием ужаса, и она поползла изо всех сил — так быстро, как только могла, проваливаясь руками и коленями в леденящий снег. Древесный ствол преградил ей дорогу, от внезапного удара загудела голова, а глаза невольно открылись.

В нескольких саженях от неё катались по снегу два зверя. Удивительно, но огромного чёрного самца жёстко трепал оборотень чуть ли не вдвое меньшего размера, со светлой шерстью. Чёрный Марушин пёс был изумлён не меньше Олянки и отступал под неистовым напором небольшого противника. А тот — мал, да удал!.. Бритвенно-острыми зубами светлый оборотень укусил чёрного за самое чувствительное место — нос. Огромный зверюга, по-собачьи взвизгнув, бросился наутёк, и ещё долго за деревьями слышался его удаляющийся жалобный скулёж.

Зверь-победитель, перекувырнувшись через голову, поднялся на ноги — человеческие ноги, стройные и сильные. Ближе к щиколоткам их покрывала светлая, золотистая шерсть, ногти на пальцах имели вид собачьих или волчьих когтей. Взгляд Олянки скользил вверх. Выше был кучерявый треугольник волос, плоский, поджарый живот, нагая грудь... женская. Перед ней стояла совершенно голая девица с золотисто-русыми спутанными волосами, распущенными по плечам. Круглые и выпуклые светло-голубые глаза, отражая бледный лунный свет, блестели морозными искорками. Она присела на корточки и когтистыми пальцами взяла Олянку за подбородок.

— И какого лешего тебе дома не сиделось? — хмыкнула она.

Её заострённые, звериные уши покрывала всё та же золотисто-русая шерсть, торчавшая на кончиках задорными кисточками. Низкий скошенный лоб, коротковатый, чуть приплюснутый нос, широкий рот с пухлыми, вывернутыми губами, негустые и неправильные брови — отменно некрасивая девчонка, самая настоящая дурнушка, зато тело гибкое и тугое, как лук. Изящная, но под кожей на плечах проступали мышцы — не огромные, как у мужчин, но плотные и достаточно сильные. Бёдра — тоже сильные, развитые от быстрого бега. Сухая, без мягкого жирка, с маленькой грудью, она больше походила на мальчишку-подростка, чем на девушку. В человеческом облике шерсть не полностью покинула её лицо — осталась на нижней челюсти наподобие светлой бородки. Не девица — зверёныш, волчонок с насмешливыми глазами.

Олянка, прислонившись спиной к дереву, тяжело дышала. Морозный воздух обжигал лёгкие, сердце надрывно стонало, захлёбывалось под рёбрами. Девица-оборотень между тем, сжав запястье Олянки, приподняла её руку и нахмурилась. Кровавые полоски — следы клыков — алели на предплечье. А Олянка и не заметила...

— Плохи твои дела, подруга, — вздохнула нагая девица. — Успел он таки цапнуть тебя... Тебя как звать?

— Олянка...

— А я — Куница. Можно — Куна. Пойдём-ка, обогреться тебе надобно.

Ноги Олянки подрагивали в коленях, но она нашла в себе силы проследовать за своей новой знакомой. Та двигалась по-звериному плавно, ловко, через глубокий снег перебиралась удивительно легко, не оставляя на нём следов, точно по воздуху ступала...

— Это хмарь, — пояснила она Олянке, кольнув её лунной искоркой взгляда через плечо. — По ней мы, псы, ходим, аки по тверди земной. Сейчас ты не видишь её, но вскоре начнёшь видеть.

Олянка увязла в сугробе, зачерпнула полные сапожки снега, не устояла и рухнула в леденящую, мерцающую в лунном свете зимнюю перину. Неуютная то была постель — отнюдь не пуховая, что дома в опочивальне её ждала. Холодная, мертвящая — в самый раз уснуть в ней вечным сном...

— Эх, ты, — усмехнулась Куница над неловкостью Олянки.

Недолго думая, она перекинула её через плечо и потащила бесшумно — снег ни разу не скрипнул под её шагами.

Олянке показалось, что земля разверзлась под ними, разинув тёмный рот. Крик застрял в её сдавленном горле... Но удара не последовало: Куница пружинисто и мягко приземлилась на ноги.

— Садись-ка... Сейчас огонь разведём.

В руках Куницы чиркнуло огниво, искры рассеяли тьму, отразившись на миг в глазах девицы-оборотня. Куча сухих листьев быстро вспыхнула. Куница притащила откуда-то из темноты охапку хвороста, и огонь жадно затрещал, перекидываясь на него. Олянка озиралась. Дымок вытягивало в дыру над их головами — ту самую, в которую Куница так ловко «провалилась».

— Что это за подземелье?

Куница протянула к огню когтистые пальцы. Поворачивая руки, сжимая и разжимая кулаки, она проговорила:

— Ух, хорошо, тепло... Хоть мы, псы, и не боимся мороза, а всё ж приятно у огня посидеть... Подземелье? А это ходы наши. Марушины псы по ним днём передвигаются, когда солнце яркое. Отдыхают тут же.