Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

ПОКА ШЛА ПРЕДВЫБОРНАЯ КАМПАНИЯ, власти пытались усилить механизм управления обществом в части тормозов. 9 апреля был принят указ «О внесении изменений и дополнений в Закон СССР „Об уголовной ответственности за государственные преступления“ и некоторые другие законодательные акты СССР». Статья 7 теперь формулировалась со всей суровостью «демократического времени». Публичные призывы «к свержению советского государственного и общественного строя… в целях подрыва политической и экономической систем СССР… наказываются лишением свободы на срок до трех лет или штрафом до двух тысяч рублей». При отягчающих обстоятельствах, под которую вполне можно было подвести «разнузданную» агитацию неформалов, следовал срок до десяти лет. Но если призывы к свержению в целях подрыва еще можно было как-то обойти, то статья 11 прим била не в бровь, а в глаз: «Публичные оскорбления или дискредитация» государственных органов и должностных лиц, «назначаемых, избираемых или утверждаемых съездом народных депутатов СССР или Верховным Советом СССР, а равно общественных организаций и их общесоюзных органов… – наказываются лишением свободы на срок до трех лет или штрафом до двух тысяч рублей»[245]. Указ был сформулирован так, что можно было посадить по нему любого активиста оппозиционной организации и даже неосторожного журналиста. Власть дала понять, что неформалы рано расслабились – за критику режима можно сесть и при перестройке. Одновременно произошел жестокий разгон в Тбилиси, усилилась цензура.

Расчет Горбачева был относительно невинен – уличная оппозиция разгулялась в ходе предвыборной кампании, и теперь следует ввести ее в рамки. Для этого общество пугнули рецидивом репрессивного прошлого. Но вместо расчетного успокоения режим получил отчаянную реакцию сопротивления. Интересно, что события 1989 года ничему не научили кремлевских центристов – та же ошибка в еще большем масштабе повторилась во время ГКЧП. После первого испуга оппозиционные организации решили, что если посадят – то и так посадят, и избежать этого можно, только переломив общественную ситуацию.

21 мая в Москве в Лужниках состоялся небывалый по численности для России митинг в поддержку демократических депутатов съезда. Этот митинг положил начало массовой кампании, которая во многом меняла моральную обстановку на съезде.

Сразу после майских праздников идея проведения такого митинга была высказана на заседании Московского бюро информационного обмена (структура, созданная в 1988 году несколькими членами разных групп и во многом унаследовавшая функции Клуба социальных инициатив) опытным «митинговым волком» В. Золотаревым. Одновременно необходимость массового выступления обсуждалась в штабах статусных либералов в «Московских новостях» и «Веке XX и мире». Идея массового митинга была озвучена на заседании «Московской трибуны» Леонидом Баткиным. Была получена поддержка «прорабов перестройки», которым предстояло стать звездами замысленного неформалами шоу. Заявку на митинг подписали видные депутаты Сахаров, Попов, Станкевич и другие. Но это было полдела. В. Золотарев вспоминает, что «люди, обремененные неким статусом (вроде А. Гельмана и подобных ему из „Московской трибуны“) явно испытывали некую растерянность перед технологической частью поставленной задачи»[246].

Решили составить оргкомитет из статусных либералов и неформалов с опытом организации митингов. Неформальные организации и известные «либеральные коммунисты» впервые договорились о сотрудничестве, которое позволило «либералам» получить помощь организационной структуры неформалов, а неформалам – известных всей стране ораторов. К делу подключились «Мемориал», «Московская трибуна», писательское общество «Апрель», «Гражданское достоинство», Конфедерация анархо-синдикалистов, «Московский народный фронт», «Демократическая перестройка». Для неформалов это был хороший повод преодолеть распри прошлого года. Автор идеи В. Золотарев рассматривал митинг как продолжение кампании 1988 года, и много лет спустя после событий считает: «Если говорить честно, то общедемократическое значение тех митингов, которые мы начали организовывать вместе с „Общиной“ за год до этого, в мае 1988-го, было выше, потому что тогда произошел запуск этого широкого процесса»[247]. Но митинг 21 мая 1989 года, несомненно, придал движению новый масштаб и сделал митинговую кампанию уже практически непрерывной. Теперь власть находилась под постоянным давлением улицы и знала, что попытка усилить авторитарный нажим приведет к немедленному выходу на митинги сотен тысяч людей в столице и других городах.

Поняв, что избежать манифестации не удастся, власти предоставили для нее удаленную от центра и людских потоков площадку в Лужниках. Туда уже «ссылали» митинги «Московского народного фронта», где «фронтовики» сиротливо кучковались на огромном безлюдном пространстве.