Преданная. Невеста (СИ)

— Запостить себе хочу. Если ты не будешь, никто не поймет, что цветы не мои… — Говорю глупости. Лиза знает меня, как облупленную. Я такого не сделала бы. Но я стараюсь ее вывести хоть на какой-то разговор.

И с четвертого раза у меня получается.

Она поворачивает ко мне голову и сужает глаза. Хриплый с непривычки голос взводит мое сердце, как бешеное:

— Зачем ты сюда таскаешься, Березина? Судья-то не против?

Издевательские вопросы Лизы звучат обидно, но уголки моих губ едут вверх. Заговорила. Класс. Чтобы спрятать улыбку, приходится опустить голову.

Зачем таскаюсь? Потому люблю тебя, дурында.

А судья…

Он лучший, Лиз. Поверь, будь его воля — моей ноги тут не было бы. Но он принимает мой выбор. А мой выбор сейчас — это ты.

Я прекрасно понимаю, что ужасная работница на этой неделе: в суде провела меньше времени, чем в этой палате.

И что план наш под нехуевой угрозой тоже понимаю.

Но я всё равно тут. А он, когда мы встречаемся, спрашивает: «как Лиза?», и слушает не ради собственного интереса, а ради меня.

— Против. У меня из-за тебя будут проблемы. Но ты моя подруга и я не могу к тебе не ходить.

Вернув лицу серьезность, произношу без лишних эмоций прямо в глаза. Чисто и честно. Вызывая непропорционально сильную реакцию.

Лиза белеет. Раскаляется моментально. Что будет дальше, я плюс-минус знаю. В ней собралось много-много-много гноя. Он должен был бы выйти со слезами на сессиях, но и с психологом она тоже почти не общается. Поэтому в меня летит пренебрежительное:

— А нахуй не сходишь, подруга? Какого черта я тебе вообще подруга? Папа уже бабло пообещал? Сколько? — Когда-то эти обвинения разбили бы мне сердце, сейчас сердце вдребезги разбито у нее, а я держусь. И сдерживаюсь. — Не ходи сюда. И веники свои уебищные забери!

Лиза требует, кивая на стол.

Я оглядываюсь на букеты, каждый из которых собирала крайне щепетильно.

Простите, веники. Закройте ушки. Она не вам.

— Он мне не платил.

Хотя я уверена, готов был практически на всё. Только это говорить ей смысла нет. Отцу в эту палату вход закрыт, а я так и не спросила до сих пор, на чем же они так подорвались.

Лиза кривит губы в улыбке, проезжается по мне пренебрежительным взглядом. Парирует мою искренность жестоким:

— Значит, ты совсем дура, Березина. Хотя подожди… Я же уже тебе это говорила!

Она хочет вывести меня, но видно, что намного сильнее качает саму.

— Наверное, ты права и я дура. Но ты — моя лучшая подруга, Лиза.

— Боже, да заткнись… — Она бьется затылком о подушку приподнятой в полусидячее положение кровати. Смотрит в полоток. Дышит поверхностно и часто. А я просто жду, когда продолжит исходить ядом. — Ты так хотела, чтобы я от тебя отъебалась, Березина. Так нахуя ты приперлась, когда я это сделала? Я отъебалась. Вали. — Указывает пальцем на дверь. Её взгляд адресован мне и горит огнем. Не удивлюсь, если в скором времени в меня даже что-то полетит. Но пока я делаю упертый шаг ближе к ней, а не прочь.

— Самая близкая, Лиза. И я жалею, что мы с тобой так тупо поссорились. Обе виноваты. Мне было очень больно.

— Заткнись, Юля, — она повторяет, явно предупреждая. Белеет от ярости. Держит всё в себе. А я колеблюсь. Страшно пережать ее. С ней сейчас все страшно. Но доверяюсь интуиции и решаю рискнуть.

— Мне было сложно, Лиз. И я, возможно, виновата, что эти сложности переживала в себе, а не…

— Да мне похуй, господи! — Лиза взрывается, перебивая меня. Я замираю и захлопываю рот. Сердце сходит с ума, потому что я вижу в глазах Лизы слезы. Она тоже их чувствует. Зло смахивает. Кулаки снова сжаты. — Поздно, Юля. — Чеканит глухо. — Я больше не нуждаюсь, спасибо. Уйди лучше, а то тошнит от твоего лицемерия.

Подруга пытается сесть ровнее, но получается плохо. Она слабая и на это тоже злится. Снова хочет куда-то уйти. Отсюда. От нас. Но мы держим. И сил у нее не хватает.

— Ты пыталась до меня достучаться. Ты всегда желала мне добра. Мне плохо от осознания, что я делала тебе больно, отказываясь от…

— Да заткнись ты!!! — Лиза настолько не готова слушать, что переходит на крик. А я вроде бы ко всему готова, но пугаюсь. Дергаюсь, отшатываюсь и бьюсь бедром о угол спинки стула. Кожу взрывает болью. По спине бежит холодок.

Я не занимаюсь самообманом и не придумываю себе, что обладаю какой-то исцеляющей магией. Я просто единственный человек, которого она хотя бы пускает. Или пускала. Уже не знаю…

Я тру ушиб, а Лиза смотрит вокруг. Хочет сесть ровнее или даже встать. Но ей пока рано без поддержки. Слабость. Тошнота. Она почти не ест. Преимущественно питается с помощью капельниц.

Я шлю нахер свою самоуверенную интуицию и понимаю, что подруга не готова.

— Лиз, не надо… — делаю еще один шаг к ней. Придерживаю за плечо, как бы прося лечь.

— Руки убрала и пошла нахуй, — она же сбивает. Даже прикосновение мое чувствовать не хочет.