Преданная

— Подожди благодарить. Мы берем тебя с собой. За ограду.

Это именно то, чего он всеми силами пытался избежать, даже пожертвовал своей собственной сестрой. Так что это куда более подходящее наказание для него, чем смерть. Смерть слишком быстра, слишком надежна и неотвратима, а там, куда мы идем, ничего надежного нет.

Он выглядит испуганным, хотя и не настолько, насколько я надеялся. Мне кажется, я понимаю, о чем он сейчас думает. Он расставляет приоритеты: самое главное, это его жизнь; потом, его собственный комфорт и где-то на последнем месте люди, которых он, по идее, должен любить. А он такой подлый субъект, что не имеет даже понятия о том, насколько он подл. Его уже ничто не изменит. Вместо того, чтобы сердиться, я чувствую абсолютную безнадежность.

Я беру Трис за руку и веду ее в другой конец вагона, чтобы видеть, как город исчезает с глаз. Мы бок о бок стоим в открытых дверях, держась за поручни. Темные здания вырисовываются на фоне неба зубчатым силуэтом.

— Нас преследовали, — говорю я.

— Следует быть осторожнее, — откликается она.

— Где остальные?

— В первых вагонах, — отвечает Трис. — Я хотела побыть с тобой наедине.

Она улыбается, хотя мы должны быть серьезными.

— Я действительно буду скучать по городу, — произносит она.

— В самом деле? — удивляюсь я. — А по мне так пропади оно все пропадом.

— И там ничего не осталось, что тебе дорого? Ни одного хорошего воспоминания? — она пихает меня локтем в бок.

— Ладно, твоя взяла, — улыбаюсь я. — Ну, есть несколько.

— А есть какие-нибудь, не связанные со мной? — спрашивает Трис. — Как бы это ни звучало, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Конечно, понимаю, — говорю я, пожимая плечами. — Фракция лихачей дала мне новую жизнь и под новым именем. Благодаря моему инструктору по инициации я стал Четыре. Это он дал мне имя.

— В самом деле? — она наклоняет голову. — Почему ты не познакомил меня с ним?

— Он мертв. Он был дивергентом, — я снова пожимаю плечами.

Но я не чувствую себя виноватым. Амар был первым, кто заметил, что я сам из дивергентов. Именно он помог мне скрыть это, но сам не сумел утаить свое отличие от других, за что и поплатился. Не говоря ни слова, она лишь прикасается к моей руке. Но я отшатываюсь.

— Сама видишь, слишком много плохих воспоминаний. Я готов все их оставить здесь.

Я чувствую себя опустошенным, но нет грусти, только облегчение. Эвелин остается в этом городе, как и Маркус, и все кошмары, дикие воспоминания и фракции, которые держали меня словно зверя в клетке, не давая мне жить. Я сжимаю руку Трис.

— Смотри, — и показываю на группу зданий вдалеке. — Там сектор альтруистов.

Глаза у нее какие-то отсутствующие, словно в глубине души она растерянна. Поезд стучит по рельсам, слеза скатывается по щеке Трис. Город исчезает во тьме.

11. Трис

Поезд замедляет ход. Мы приближаемся к ограде, и машинист — девушка-лихачка — дает нам понять, что скоро выходить.

Мы с Тобиасом сидим в дверях тамбура, колеса лениво перестукивают по рельсам. Он обнимает меня и, затаив дыхание утыкается носом в мои волосы. Я смотрю на него, вижу ключицу, выглядывающую из-под воротника рубашки, его чувственные губы. На душе у меня теплеет.

— О чем думаешь? — шепчет он мне на ухо.

Вздрагиваю от неожиданности. Сейчас я смотрела на него не так, как прежде. Такое чувство, что он только что поймал меня на чем-то недозволенном.

— Ни о чем. Почему ты спрашиваешь?

— Просто так.

Он еще теснее прижимается ко мне, я кладу голову ему на плечо. Глубоко вдыхаю холодный воздух. Солнце за день прогрело траву, и она по-прежнему пахнет летом.

— Мы около ограды, — ворчу я.

Действительно, здания исчезают, уступая место полям, на которых мерцают огоньки светлячков.

Позади нас, возле другой двери тамбура, скорчился, обняв коленки, Калеб. В какой-то момент наши глаза встречаются, и мне хочется заорать на него. Докричаться до самых темных глубин его души, чтобы, наконец, он услышал меня и понял, что натворил. Но вместо этого я просто смотрю ему в глаза. Он не выдерживает и отводит взгляд.

Я поднимаюсь на ноги, цепляясь за поручень. Тобиас и Калеб делают то же самое. Калеб норовит держаться позади нас, но Тобиас толкает его вперед, к самому дверному проему.

— Ты — первый. Прыгай по моей команде, — приказывает он. — Давай.

Он слегка понуждает Калеба, тот отрывается от порога вагона и исчезает во тьме. Тобиас прыгает следом. Я в вагоне одна.

Глупо жалеть о вещах, когда у тебя есть столько людей, по которым можешь соскучиться. Но я уже скучаю по этому поезду, как и по всем остальным поездам, возившим меня по моему городу с тех самых пор, как я достаточно осмелела, чтобы ездить на них. В последний раз провожу пальцами по шершавой стенке вагона, а затем прыгаю. Поезд движется очень медленно, а я, не рассчитав, отталкиваюсь слишком сильно, в результате, падаю, и сухая трава царапает мне руки. Поднимаюсь на ноги, пытаясь разглядеть в темноте Тобиаса и Калеба. Но прежде, чем нахожу их, слышу голос Кристины:

— Трис!