Преданная

Теперь, когда я знаю, что могу это делать, куда легче.

— Нет, — бормочу я. — И я думала, что Маркус работает на фракцию лихачей. Я не могла бороться как подобает солдату, а хотела помочь.

— А почему ты не могла быть солдатом?

Из-за спины Эвелин светит флюоресцентная лампа. Я ни на секунду не могу ни на чем сосредоточиться и сердито мотаю головой.

— Ну… — тяну я.

Не знаю, когда я научилась лицедействовать. Наверное, у меня врожденный талант к вранью.

— Я не могу держать в руках оружие. После того, как стреляла… в него. В Уилла. С тех пор от одного вида оружия меня охватывает паника.

Эвелин усмехается. Подозреваю, в самой глубине ее сердца нет ни капли сочувствия ко мне.

— Значит, Маркус признался, что он работает по моему приказу, — цедит она. — Ты ему поверила, даже не зная, о его напряженных отношениях и с лихачами, и с бесфракционниками?

— Да.

— Ясно, почему ты не выбрала эрудитов, — хохочет она.

Щека у меня начинает дергаться. Я хочу ударить Эвелин, как, уверена, многие из находящихся в зале, хотя они никогда не посмеют в этом признаться. Мы угодили в ловушку. Мы заперты в городе, который патрулируют бесфракционники. Они захватили власть. После смерти Джанин Мэтьюз не осталось никого, кто бы осмелился бросить ей вызов. Из огня да в полымя, от одного тирана к другому — таков наш мир.

— Почему ты молчала? — спрашивает она.

— Не люблю признаваться в слабости, — отвечаю я. — И еще я понимала, что Четыре это не понравится: то, что я работала с его отцом.

И внезапно я холодею: сыворотка правды действует и на меня.

— Зачем вам валяться на помойке, которую вы сами тут устроили! Что у вас здесь за трон? — выпаливаю я.

Лицо Эвелин искажает гримаса отвращения.

Она склоняется к моему лицу, и я догадываюсь о ее настоящем возрасте. Вижу ее морщины, и нездоровую бледность — следствие многолетнего воздержания в еде. Но она по-прежнему красива, как и ее сын.

— Я стараюсь построить новый мир, — отчеканивает она и вдруг переходит на шепот. — Я была альтруисткой, Беатрис Прайор. Не представляю, что с тобой будет дальше, но обещаю, что для тебя не найдется места, в особенности рядом с моим мальчиком.

Я улыбаюсь. Этого нельзя делать, но с этой дрянью в крови подавлять жесты и мимику ужасно трудно. Она думает, что Тобиас принадлежит ей. Но вообще-то он принадлежит только самому себе. Эвелин выпрямляется.

— Возможно, ты и глупа, однако ты не предательница. Допрос закончен. Ты свободна.

— А мои друзья? — вяло возражаю я. — Кристина, Кара…

— В самое ближайшее время мы разберемся и с ними.

Я встаю, чувствуя слабость и головокружение после укола. Народу в зале — как селедок в бочке, и несколько долгих секунд я не могу сориентироваться, пока кто-то не берет меня под руку. Мальчик со смуглой кожей. Юрайя. Мы направляемся к выходу. Нас сопровождают чьи-то громкие возгласы.

Мы шагаем по коридору к лифту. Юрайя прикасается к кнопке, и двери раздвигаются. У меня подгибаются колени.

— А про помойку и трон, это было не чересчур? — интересуюсь я.

— Нормально. Она считает тебя вспыльчивой и неуравновешенной.

Внутри меня все трепещет. Неужели меня отпустили и мы найдем выход из города? Больше не нужно ждать, меряя шагами камеру и переругиваясь с охранниками.

Кстати, сегодня утром охрана болтала что-то о правилах бесфракционников. Бывшие члены фракций обязаны переехать в окрестности штаб-квартиры эрудитов и перемешаться, чтобы в каждом жилище оказалось не более четырех членов одной фракции. Мы также должны обменяться одеждой. В результате мне уже выдали желтую рубаху Товарищества и черные брюки правдолюбов.

— Нам сюда…

Юрайя выводит меня из лифта. На этаже штаб-квартиры эрудитов сияют стеклянные стены. Солнечный свет преломляется в них, и радужные пятна играют на полу. Прикрываю глаза ладонью. Мы с Юрайей заходим в узкую комнату с расставленными вдоль стен кроватями, шкафами и маленькими столиками.

— Именно эрудиты первыми организовали общежития, — поясняет Юрайя. — Я уже зарезервировал койки для Кристины и Кары.

Возле двери устроились три девчонки в красных рубашках. Предполагаю, что они — из Товарищества. На дальней кровати лежит пожилая женщина в очках. Вероятно, эрудитка. Надо бы перестать определять принадлежность людей к той или иной фракции, но это старая привычка, трудно сразу с ней покончить.

Юрайя шлепается на постель. Я сажусь на соседнюю. Счастливая и расслабленная.

— Зик говорит, что девушки подойдут позже, — сообщает Юрайя.

На мгновение я чувствую облегчение. Но быстро вспоминаю, что Калеб останется в камере. Он являлся приспешником Джанин, и они его, наверное, никогда не оправдают. А как далеко они зайдут? Вообще-то, мне наплевать… Хотя это ложь, конечно. Он все еще мой брат.

— Спасибо, Юрайя.

Он кивает.

— Сам-то как? Я имею в виду… Линн и…

Юрайя дружил с Линн и Марлен, а теперь обе мертвы. Я понимаю, что он сейчас чувствует, ведь я тоже потеряла друзей. Ал погиб в самом начале, не выдержав инициации, Уилл — при моделировании атаки из-за моей глупой поспешности. Но я не пытаюсь сделать вид, что страдаю так же, как и Юрайя. Зачем притворяться?