— Конечно. Но и преступления — разные. Есть экономические, есть общекриминальные, когда молодые ребята оступаются. Например, украли у кого-то мобильный телефон. Или отмошенничали этот телефон. Ну, оступились! Но продолжают быть людьми. Что бы с человеком в жизни ни случилось, он все равно остается человеком. Есть люди, для которых криминальная жизнь — романтика, смысл существования. Украл, сел, вышел, украл, сел… Это образ жизни уже. Но нельзя к ним относиться с ненавистью. К ним тоже надо относиться с уважением. К тем, которые находятся в клетке, за решеткой.
—
— Потому что это тоже судьба. Они свой крест несут. От тюрьмы и от сумы не зарекайся, говорят. Преступники бывают внешне красивыми. Разное может подтолкнуть человека к преступлению — жизненная ситуация или бесы.
—
— Нет. Это я подобрала неправильное выражение. А надо было сказать — «нечистая попутала». Но бывает же так: что-то сделал, обернулся назад и пожалел. Что-то плохое внутри сидит и — бах! — к плохому и подталкивает. Я образно говорила, конечно, веры в бесов у меня совершенно нет.
— Такое, после чего я думала: «Зачем я это сделала?» Ну конечно. Утром собираешься, дома кавардак, а всех надо успеть отправить в школу, на работу, и ни с того ни с сего на ребенка как наругаешься. Потом в машине на работу едешь, думаешь: «Вот это зачем?» Переживаешь, что неправильно поступила.
—
— Когда приезжаю в следственный изолятор, в колонии наши, то вижу людей, многие из которых болеют или мучаются: у кого-то ребенок родился, а он его не видел, или родители заболели, а он не может им помочь… А! Вот, кстати, хороший пример. Перед Пасхой и девятым мая один подстражный направил мне из СИЗО просьбу. А я как раз там проводила личный прием подстражных. И вот он написал мне письмо: «Уважаемая Наталья Поклонская, — она делает паузу, как будто хочет убедиться, что ее слушают, — я поздравляю вас и ваш коллектив с наступающим Днем Победы и прошу, чтобы вы мне направили по возможности георгиевскую ленточку. Я нахожусь в изоляторе и не могу поздравить ветеранов, а у меня два деда воевали. Хотелось бы мне, чтобы душу грела эта ленточка. По возможности направьте». Скажите, как не выполнить просьбу человека, который находится там и просит, чтобы ему душу согрела георгиевская ленточка? Конечно, мы собрали георгиевские ленточки, пасочки ими обвязали и направили в СИЗО. Каждому, и ему в том числе. Я делаю свою работу, я поддерживаю обвинение в судах. А работу свою делать надо справедливо, четко, — произносит нежным голосом, твердо отстукивая слова по столу, — жестко, но не перегибать. Потому что они тоже люди. Им надо помогать.
— Конечно, нет. Георгиевскую ленточку — да.
—
— Желто-голубую? А что это за ленточка? Если ему нужен желто-голубой флаг, то пусть едет в ту страну, где он реет.
—
— Пусть. Это их право.
—
— Не отправила бы. Если бы меня попросили фашистскую свастику отправить, я б ее тоже не отправила. Или нож, ключи от решетки. А желто-голубая ленточка никакого отношения к празднику Победы не имеет. Почему я отправила георгиевскую? Потому что… — набирает вдох, — День Победы. Потому что… праздник. Мы… все… вместе… обязаны нести и передавать память о нем, чтобы не забывали, почему мы сейчас все живем. И если человек, который находится в СИЗО, это понимает и поддерживает, то это хорошо. И это не вырвать, не забрать, не отнять, не продать… И не купить!
Дочь Анастасия
—
— Конечно. А я — не робот.
—
— Да. Только вопрос, что за душа.
—
— Да.
—