Уже начал подкапывать осенний, мелкий и ненавязчивый дождик. Татьяна спешно начала убирать подсушенную картошку в мешки. Она очень любила осень. Дымок от костра, дождик, который принес прохладу после жаркого лета, и урожай, который был выращен ее руками. Все это окружало ее в этот осенний день, и на душе было очень хорошо. Береза, которую она посадила двадцать лет тому назад, когда только купила эту дачу, уже потихоньку начала готовиться к осени. Желтые листья шуршали от ветра, но не сдавались, держались крепко. Еще рано падать. Татьяна потерла уставшую спину, и грузно села на табурет. Намаялась за весь день, проведенных в хлопотах по хозяйству. И вес конечно, куда без него, который предательски полз вверх, давал много проблем и огорчений. Но сесть на диету, и попробовать как-то регулировать его, у нее не было желания. Сидя на табурете, Татьяна увидела, как открывается калитка. Дочка приехала с внуком. Здорово.
— Вы ж мои дорогие. Как хорошо, что приехали — сказала Татьяна и пошла к ним на встречу, раскрывая руки для объятия.
— Мамуль, мы ненадолго. Ваньку надо постричь, в садик завтра, да и дел домашних накопилось. Давай быстренько тебе поможем с урожаем, да и помчимся — сказала Оля, и взяв мелкого карапуза за руку, они направились в дом. Татьяна так и стояла, раскрыв руки для объятий. Горькая обида на дочь за холодность, давно в ней сидела, да что тут поделаешь, какая уж родилась.
Сели за стол. Татьяна накануне напекла пирогов с яблоками, зная, как внук их любит. Припасла для воскресенья наливочку с можжевельником, мяско пожарила, да картошечки сварила. Нехитрую закуску на стол выставила, села, стала смотреть на своих. Внук немного подрос, стал похож на свекровь. По мужниной линии все носастые были. И Ванька уже тоже имел форму носа характерного размера. Ну так хорошо это. Все хорошо, лишь бы здоровые были. Посидели, выпили немного, поговорили. Ольга со стола все прибрала, начала капусту солить. Ваню Татьяна положила спать. Умаялся мальчишка в дороге, и сытный обед его свалил в богатырский сон.
— Оля, я поговорить хотела. Меня в больницу кладут. Странную какую — то. В Димитровграде, в научный центр. Говорят, доктора, не знают, что с моей болячкой делать. Нужно ехать. Посмотри пожалуйста за урожаем. Нужно малину подвязать, огород вскопать, да помидоры засолить. Дел в принципе немного осталось — сказала Татьяна и посмотрела на дочь.
— Мама, что за болезнь? Ты не говорила ничего. Вечно у тебя молчание гробовое, а потом выстреливаешь как пуля. Нельзя по-человечески мне все постепенно рассказывать? Вот куда этот твой урожай? Когда всем этим заниматься? Ладно. Посмотрю. Покажи хоть, что у тебя там за болячка — ответила Ольга. Татьяна развязала шарф. На шее, как будто нарисованный круг черного цвета, сантиметров на пять выделялось «что-то». Описание этому у Ольги не было. Ощущение было такое, что тело просто испачкано черной краской. Она подошла поближе к матери, потрогать не рискнула, вздернула нос кверху и отвернулась. На лице отразилось безразличие и брезгливость.
Глава № 4
— На групповое занятие по психологии приглашаются пациенты из отделения «онкология кожи». Занятие будет проходить в актовом зале, и длиться один час, поэтому всем пациентам рекомендуют взять свои привычные обезболивающие на всякий случай. Алексею Юрьевич ждет вас — произнес динамик, который был расположен во всех комнатах хосписа, и очень четко слышно было любое объявление везде, где бы не был пациент или сотрудник. Хоспис выглядел не как унылое здание, которое себе представляет любой человек, который хоть краем уха слышал, зачем нужно это учреждение, а веселый, ярко выкрашенный дом, в котором не было белых халатов. Вот так решил город Димитровград. Никаких белых халатов, только специальные робы для медицинского персонала, которые были оранжевого цвета. Повсюду стояли цветы. В кадках, горшках, живые в вазах, в саду на клумбах. Картины на стенах, просторные холлы, в которых уютно устроились домашние диваны и кресла перед большими телевизорами. Библиотека поражала изобилием книг, от классики, до современной литературы. В актовом зале стоял рояль. И с помощью него, персонал устраивал для своих постояльцев творческие вечера. Все в этом доме было хорошо, кроме одного. Этот дом был «билетом» в один конец. Пациент, попавший сюда со смертельным диагнозом, никогда отсюда живым не выходил. И все знали об этом. Ведь это особенный дом. Дом смерти.