Преданные сражения

Антонеску полностью согласился с моей оценкой обстановки по всем пунктам. Он также признал, что участок между реками Прут и Молдова является наиболее угрожаемым. Считая, что есть признаки, говорящие о намерении русских высадить морской десант на юге, он тем не менее отрицал возможность такой операции. Он сокрушался по поводу позиции, занятой Болгарией, и позволил себе прокомментировать некоторые места из речи болгарского министра-председателя [Ивана Багрянова], произнесенной за несколько дней до этого. Он оценивал эту речь как прямой выпад против Германии. А болгарский министр-председатель весьма недвусмысленно намекнул на то, что «великий славянский брат», то есть Россия, войдет в положение Болгарии и окажет ей помощь. Антонеску полагал, что, защищая военные и политические интересы Румынии, он не мог не обратить особое внимание на этот вопрос.

Политические интересы Румынии, утверждал Антонеску, требуют, чтобы Бессарабия, включая Яссы[98], удерживалась нашей группой армий. Для этого необходимо было использовать любые средства. Речь шла не только о защите житницы страны и обороне нефтепромыслов, но и прежде всего о том, что, если этот фронт рухнет, откроется свободный путь на Балканы. Он, как глава правительства, нес ответственность за каждую пядь земли, оставленную противнику. Поэтому, как он выразился, он выкачивал из румынского народа все, что можно, лишь бы удержать фронт. Когда раньше наши войска оставляли какие-то позиции в России, в этом, по словам Антонеску, не было ничего трагического. Но теперь дело обстояло иначе. Он всегда просил, чтобы Германия предоставила вооружение его армии. В его распоряжении, сказал он, все еще находится 160 батальонов обученных солдат, но у них нет оружия. А из-за этого фронт лишается необходимых резервов. Заявление Антонеску о позиции Болгарии впервые открыло мне глаза на то, какую угрозу могла создать нам соседняя «нейтральная» Болгария. Однако и здесь мы, к сожалению, опоздали. До сего времени я не получил от германского правительства никакой информации по этому вопросу. Лишь много позже, в плену, я узнал от тогдашнего румынского посланника в Берлине генерала Йона Георге, что наше Министерство иностранных дел, а значит, и германское правительство были прекрасно осведомлены о позиции, занятой Болгарией. Это еще раз показывает, сколь неблагополучным было в то время положение дел в нашем высшем руководстве.

Сразу же после обсуждения обстановки в упомянутом кругу лиц я попросил Антонеску побеседовать со мной конфиденциально, с глазу на глаз.

Я еще раз совершенно откровенно рассказал ему о непрекращающихся слухах об интригах в его стране, и в особенности в его армии. Я поделился с ним своими впечатлениями от визита в Бухарест в начале августа и открыто заявил, что после бесед с авторитетными представителями высших германских военных и политических кругов меня не покидает чувство некоторой неуверенности. Я обратил внимание Антонеску и на то, как демонстративно румынский Генеральный штаб производил замену своих высших офицеров буквально накануне русского наступления без ведома и согласия немецкого командования. Именно этим я и объяснял несостоятельность румынских войск, проявившуюся уже в самом начале наступления противника. Я призвал Антонеску разобраться в этом вопросе и вновь заверил его, что мы еще сможем преодолеть возникший кризис, если румынские войска и румынский народ непоколебимо и твердо будут стоять на нашей стороне.

«Мы с вами находимся в одной лодке, которую несут волны бурного моря, – сказал я ему тогда. – И тот, кто сейчас выйдет из игры, поставит под угрозу не только себя и свою страну, но и все нации Европы».

Маршал ответил мне весьма пространно. Я цитирую его слова по записи, сделанной переводчиком:

«Я прошу вас, ваше превосходительство, разрешить и мне говорить с вами как солдат с солдатом, как мужчина с мужчиной. Совершенно очевидно и несомненно, что в нынешней войне решается судьба Европы и, в частности, судьба германского и румынского народов. Сознание опасности, которая грозит Европе, свойственно руководству почти всех европейских стран. Однако мы видим, что некоторые государства не только не сражаются плечом к плечу с Германией, но и совершают поступки, которые наносят серьезный ущерб германским интересам. Возникает вопрос, почему эти страны поступают таким образом? На этот вопрос есть только один ответ: по-видимому, Германия сама совершила серьезные политические ошибки. Позволю себе заметить, что Германия в ходе войны никогда открыто не заявляла о том, каковы ее истинные намерения в отношении каждого государства после достижения окончательной победы. Такое заявление создало бы ясность у европейских стран и объединило бы их в общей борьбе против Советской России».

Для пояснения своих дальнейших высказываний маршал Антонеску быстро набросал на бумаге несложную схему и продолжал: