Преданные сражения

Я пробовал было возразить Гудериану, заявив, что тогда следует ожидать окружения города с запада, а вместе с этим и окружения четырех дивизий, находящихся на будапештском плацдарме. Я вновь указывал на то, что на фронте юго-западнее Будапешта не хватает пехоты, из-за чего восстановить прочный фронт обороны не представляется возможным. Я особо отметил катастрофическое положение, сложившееся со снабжением Будапешта продовольствием, и указал на возможность возникновения в связи с этим беспорядков в тылу войск, ведущих тяжелые бои. Гудериан ответил, что не считает продовольственное положение венгерской столицы угрожающим. Ведь город еще не окружен, и продовольствие у венгров есть. Еще раз возник разговор о принципах использования танковых войск. Гудериан заявил, что он не понимает, как это мы не можем сдержать противника той «танковой армадой», которая нам дана. Ведь подобного скопления танковых войск никогда еще не было на Восточном фронте. На мои повторные возражения, что решающим моментом является нехватка пехоты, он ответил, что пехоты у него нет. Впрочем, он не верит, что Венгрию можно удержать, если вывести с плацдарма всего лишь одну немецкую дивизию. «Фюрер считает, – сказал он, – что потеря Будапешта в момент успешного немецкого наступления на Западе снизит эффект последнего на 50 процентов».

В заключение Гудериан открыто упрекнул меня в том, что танки якобы не всегда использовались правильно. Командующий армейской группой генерал Фреттер-Пико, как и командование III танкового корпуса, будто бы с самого начала вражеского наступления не понял всей его важности и не сумел руководить своими войсками с надлежащей энергией. Это было тяжелое и несправедливое обвинение! Очевидно, в ставке искали козла отпущения. Тон Гудериана был далеко не таким, каким он беседовал со мной 18 декабря в Цоссене. Что заставило его так резко изменить свои взгляды – остается для меня необъяснимым и по сей день. По-видимому, причину нужно искать в докладе Гудериана Гитлеру. Генерал артиллерии Фреттер Пико был неожиданно и без всяких оснований снят со своего поста[205].

* * *

В ночь на 23 декабря мой начальник штаба генерал-лейтенант [Гельмут] фон Грольман был вызван к телефону тогдашним начальником Оперативного отдела Генштаба сухопутных войск генерал-лейтенантом [Вальтером] Венком. Грольман был в это время у меня на докладе. Случилось так, что я тоже подключился к аппарату при этом разговоре.

Венк прямо, без всяких обиняков, сообщил ему, что я должен сдать командование группой армий генералу Вёлеру и отбыть в «резерв командного состава» [Верховного командования сухопутных войск] (Führer-Reserve OKH). Грольман озадаченно спросил, что это должно означать: «Генерал-полковник только что был в Ставке и после доклада расстался с Гудерианом в полном согласии. Кроме того, я сам постоянно поддерживаю связь с ОКХ. Я абсолютно ничего не понимаю…» Венк ответил, что он не знает деталей, но полагает, что речь, по-видимому, идет о каком-то новом, внезапном решении Гитлера. Здесь я включился в разговор и потребовал сообщить о причине моей отставки, на что я, как генерал и командующий войсками группы армий, находившейся в столь критическом положении, имел, как мне показалось, полное право. Поскольку Венк стал убеждать меня, что не может сообщить какие-либо подробности, я попросил его связать меня с генералом Гудерианом. Но и последний не дал мне ясного ответа. Тогда я позвонил начальнику Управления личного состава [ОКХ] и спросил его, когда бы я мог лично явиться на доклад к Гитлеру. Ответом было: «Фюрер благодарит Вас».

Видя бесполезность попыток выяснить причину отставки, я на следующий день приступил к передаче дел генералу Вёлеру. Это было сравнительно просто осуществить, поскольку Вёлер знал обстановку не хуже меня. Некоторым утешением для меня было то, что моим преемником становился человек, которого я исключительно высоко ценил как опытного военачальника, обладающего большими полководческими способностями.

23 декабря 1944 г. я попрощался с моими командующими армиями и моим штабом. А вечером того же дня согласно приказу я покинул поле битвы под Будапештом. Я покидал войска с тяжестью на сердце. Ныне я рад, что судьба избавила меня от участия в боях на немецкой земле.

* * *

После моей отставки мне оставалось только с беспокойством следить за последним этапом пути группы армий вплоть до ее трагического конца.