Преданный

— Ты знаешь, что я имею в виду, — говорит она, слегка ерзая. — Лиллиан слишком импульсивна для своего собственного блага, — говорит она Хадсону, который с каждой секундой выглядит все злее. — Она говорит прежде, чем думает.

— Если вообще думает, — добавляет Аарон.

Не говоря ни слова, Хадсон обнимает меня за плечи, чтобы отвести от двери квартиры. Мамин голос торопливо прощается с нами, но никто из нас не отвечает, когда мы заходим в лифт и, к счастью, двери наконец-то закрываются.

— Прости за это, — говорю я с миллионом оттенков смущения. — Она обычно не такая… О-ох. — У меня перехватывает дыхание от силы, с которой Хадсон прижимает меня к своей груди. И своими большими руками, завернутые в угольно-серую шерсть, обхватывает меня так крепко, что я могла бы поклясться, они дважды обернулись вокруг меня. Он ничего не говорит, только сжимает меня, как будто пытается втиснуть меня внутрь себя. Даже когда лифт пикает и двери открываются, мы остаемся внутри.

Не знаю почему, но я чувствую необходимость сказать ему, что со мной все в порядке. Хадсон явно чувствует, что я нуждаюсь в утешении после неловкой сцены с мамой. Такое ощущение, что он пытается удержать меня, чтобы я не развалилась на части. Но он не знает, что она всегда говорила мне подобные вещи, и меня это не беспокоит. Я имею в виду… она права. Я виновна во всех проблемах, о которых она упомянула.

— Хадсон, — говорю я в лацкан его пиджака. — Я в порядке.

В ответ он только крепче сжимает меня.

— Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Я в порядке. — Запускаю руку под его пиджак сзади, чтобы потереть успокаивающими круговыми движениями по его спине. — Правда.

— Нет. — Это слово выплевывается сквозь стиснутые зубы.

Я расслабляюсь в его объятиях, позволяю ему обнимать меня, сжимать и брать от меня все, что ему нужно, чтобы найти утешение. В конце концов, Хадсон делает глубокий вдох, который дрожит на выдохе, как будто он все еще таит в себе какой-то гнев.

Он обхватывает мою челюсть и смотрит на меня сверху вниз с выражением, которое гораздо больше похоже на выражение Хейса, чем Хадсона.

— Ты великолепнее всех восходов и закатов вместе взятых. — Большим пальцем скользит по моей щеке. — Ты невероятная, творческая, чертовски веселая и потрясающая, за пределами любой красоты, описанной человеческим языком.

— Хадсон, ты не должен…

— Любой, кто этого не видит, — он опускает голову, чтобы поймать мой взгляд, — и я имею в виду любого, Лили…

Запертая в трансе его слов, в сочетании с искренностью в его взгляде, я киваю.

— Не заслуживает произносить твое имя, а тем более называть тебя семьей. Ты меня понимаешь?

Я снова киваю.

Теперь он обхватывает мое лицо обеими руками, его глаза лихорадочно изучают меня, как будто он читает выражение моего лица, как роман.

— Скажи это. Скажи, что ты понимаешь.

Я сглатываю бурю эмоций в горле.

— Я понимаю.

Хадсон продолжает изучать меня, пока не удовлетворяется, и только тогда приникает своим ртом к моему и запечатлевает страстный поцелуй на моих губах. Я наклоняю голову, открываю рот, и он погружает свой язык внутрь. Я ударяюсь спиной о стену лифта. Он поднимает меня достаточно высоко, чтобы я могла обхватить его ногами. Его стояк трется о крошечную полоску кружева между моих ног. Он глотает мой ответный вздох. Я видела его таким только один раз, в ночь, когда мы стали официальной парой. Его свирепость заставляет меня чувствовать себя принадлежащей. Желанной. И лелеемой.

Он засовывает руки мне под платье и сжимает мою задницу с пугающей силой. Его поцелуй основательный. Требовательный. Его язык, зубы и порочные губы опустошают меня до бесчувствия. Сейчас нас может увидеть кто угодно, а я не могу найти в себе силы оторваться от него. Я бы позволила ему раздеть меня догола и трахнуть на Таймс-сквер без всяких оговорок.

— Йоу, босс.

Ни один из нас не отстраняется при звуке голоса Карины.

— Давайте я отвезу вас домой. — Ее слова сопровождаются смехом. — Не делайте этого здесь.

Хадсон отрывает свои губы от моих и смотрит на Карину так, словно он лев, а она только что прервала его любимую трапезу.

Она качает головой, улыбаясь.

— Пойдемте, детки.

Только когда она отворачивается, Хадсон опускает меня обратно на землю.

— Что ты со мной делаешь? — спрашивает он с диким рычанием. — Я схожу от тебя с ума.

Мои ноги подкашиваются. Пульс настолько учащен, что у меня кружится голова. Я хватаюсь за его руку, чтобы устоять на ногах.

— То же самое.

Он поправляет мое платье и свою эрекцию, прежде чем оставить последний поцелуй на моих губах.

— Это еще не конец.

Я усмехаюсь, благодарная за это.

— Хорошо.

— Убиваешь меня, — говорит он с сексуальной, ленивой ухмылкой. Целует меня в макушку и ведет к ожидающей машине.

Карине хватает порядочности не пялиться и не шутить. Она, как всегда, профессиональна, но легкая улыбка играет на ее губах.

— Куда? — Она смотрит на нас в зеркало заднего вида.

Рука Хадсона лежит на моем бедре, и его пальцы проникают между моих ног и оказываются в опасной близости от моих трусиков.

— Черт, — стонет он.

— Вечеринка, — отвечаю я за него.