Преданный друг (СИ)

Водитель тоже, но тучный одышливый дядька по фамилии Маркушев жил в двух шагах от больницы — и предпочитал обедать дома. За все время его работы — без малого двадцать лет — в обед вызывали скорую помощь всего раз десять, и каждый раз Маркушев успевал подкатить к крыльцу больницы через минуту после того, как туда выходил фельдшер со своим чемоданом.

Так что водитель спокойно хлебал домашний супчик в своей родной кухне.

Егор же ел в комнате отдыха, слушая доносящиеся из столовой — она была совсем рядом, в конце коридора — звон металлических ложек, шарканье больничных тапок по линолеуму да жидкие голоса стекшихся на обед пациентов хирургических и терапевтических палат. Было их, как обычно, немного. Серьезные болезни солнечногорцы предпочитали лечить в городе — благо до Бузулука было рукой подать. Здесь, на селе, врачам чаще приходилось иметь дело с похмельем, гипертонией и травмами.

В Новый год к ним прозаически присоединялись панкреатиты и холециститы.

Обычно Наиля заглядывала к нему минут через десять после начала перерыва: дожидалась, пока Ульяна Алексеевна закончит работу, переодевалась, закрывала терапевтический кабинет и шла, постукивая каблучками, из одного крыла больницы в другое. В этот раз она робко постучала в косяк открытой двери уже в половине второго, и, скользнув сквозь отгораживающую кабинет от коридора медицинскую простыню, нерешительно застыла у самого порога.

— Привет. Можно?..

— Заходи, — сказал он, машинально нажимая на кнопку электрического чайника. «Витёк» — иначе эту марку тут не называли — блеснул оранжевым глазом и после пары мгновений раздумья зашипел.

Егор не стал доливать воду, хоть и знал, что там не хватит на двоих.

Зачем Наиля пришла?..

В ту субботу он выдержал еще час после того, как Ника ушла вместе с Жерехом. Целый час разговоров ни о чем, попыток Эмилии сделать вид, что ничего не случилось, веселья, становящегося все более развязным — но спустя этот час поднялся, поблагодарил именинницу за приглашение и за угощение, и сказал, что они тоже пойдут.

— Да конечно! Ну ладно Жерех, но вы-то чего так рано! — пьяно запротестовала Эмилия, тут же поднимаясь следом и цепляясь за плечо Лапшина для равновесия. — Целая ночь впереди. Днюха у меня или нет, в конце концов, я требую, чтобы вы остались!

— Мне завтра на работу, — сказал Егор. — Мне пора.

— Наильчик, останься хотя бы ты, — повернулась она к Наиле, но та тоже покачала головой и сказала, что пойдет.

— Мы с Тамаром ходим паром, — она улыбнулась Егору, подхватив его под руку и прижимаясь головой к плечу. Намеренно, настойчиво, явно чувствуя, что он напряжен — и давая безмолвно понять, что заметила это напряжение. — Спасибо, Мил. Завтра тебе звякну с работы. Я тут новый тариф подключила, первые двенадцать секунд разговора бесплатно, можно хоть целые сутки говорить…

Распрощавшись, — глаза Эмилии так и бегали между ними, так и искали напоследок повод упомянуть Нику, но не нашли — они выбрались наконец из шумного кафе и направились по длинной главной улице к дому Наили.

Тротуаров на этом отрезке улицы отродясь не водилось, и они шли по дороге: Егор и его цокающая каблучками красивая девушка в изумительном платье, Егор — и добрый друг, которого он не хотел бы потерять, Егор — и человек, которого он хотел, но не мог сделать счастливым…

— Ты не сказала мне, что Ника придет, — бросил он спустя десяток шагов, и слова ударились россыпью дробинок о плотную тьму ночи вокруг, будто пробуя ее на прочность.

Но что там какие-то слова? Ночь была прочнее любых слов, прочнее любых людских судеб.

— Не сказала.

— Почему?

Наиля блеснула чернотой глаз в свете уличного фонаря, суетливо перевесила сумочку с одного локтя на другой.

— Я не хотела, чтобы ты отказался. Не из-за себя, аиз-за нееотказался… А я обещала Эмилии, что мы придем оба. Она бы расстроилась.

Расстроилась?

Егор не поверил своим ушам.

Он слишком хорошо знал Эмилию, чтобы поверить в ее «расстройство». Как и во вдруг возникшую симпатию к Нике, с которой она едва ли перемолвилась словом за пределами школы и уж точно не поддерживала связь все эти пять лет, а тут вдруг пригласила на свой день рождения и все улыбалась ей через стол и заглядывала в глаза.

Егор помнил, как Эмилия относилась к Нике в школе. Она страшно завидовала ей и ее дружбе с Лавриком — и это было так явно, что сначала показалось Егору игрой.

Но глаза у него открылись быстро.

Эмилия говорила с Никой только потому, что с ней рядом мог оказаться Лаврик. Она делала все, чтобы вклиниться в их тройку, стать четвертой — и отстала только тогда, когда Лаврик начал встречаться с блондинистой Майей, которая Эмилию ненавидела.

Майя была ростом метр пятьдесят семь сантиметров, носила туфли на огромной платформе и слыла страшной задирой. Однажды она едва не выдрала Эмилии волосы, решив, что та флиртует с Лавриком за ее спиной, и только вмешательство Егора и Лапшина, на полном серьезе испугавшегося за длинные локоны первой красавицы школы, остановило драку.

Сам же Лаврик пребывал в полном восторге от происходящего.