Преданный друг (СИ)

— Слышь, Державина, ты за них что ли болеешь? Вали давай на синюю половину тогда! — поддержали ее тут же, и Егор увидел худенькую, плохо одетую девушку, которую буквально вытолкнули из толпы. — Можешь вообще в тот класс перейти, мы не заскучаем.

Девушка метнула на одноклассников полный ненависти взгляд и отошла в сторону, яростно швырнув свой флажок на землю. Фыркнув, кто-то из десятиклассников поднял его. Учитель же, как обычно, показательно ничего не заметил.

Совсем как раньше, подумал Егор, отворачиваясь и продолжая путь. Изменились только имена, и вместо Хрюни изгой класса теперь называется Анчуткой…

Он неосознанно бросил взгляд чуть выше по улице, где стоял Хрюнин дом. Отучившись в техникуме и скинув десяток килограммов — что, в общем-то, не исправило ситуацию, — Лешка Хрюня год назад открыл у трассы небольшой автосервис, и говорили, что дела у него идут неплохо. Уж во всяком случае лучше, чем у Лапшина, который после армии так и не вернулся в университет и вот уже вторую весну ошивался в деревне, занимая себя ролью ди-джея в местном клубе.

Но у Хрюни был отец — начальник нефтебазы и возможность вложить деньги в дело, которое принесет прибыль не завтра и даже не через год.

Кто был у этой девушки в одежде с чужого плеча?..

Кто остался сейчас у Ники?

Почему она жила с Лавриком так долго и ушла от него именно тогда, когда его помощь была нужна ей больше всего — после смерти своего отца, когда она и ее мама остались вдвоем? Будто намеренно прыгнула в глубокую воду в момент, когда на море бушевал шторм... и только спустя два месяца бесплодных попыток справиться все-таки решила уцепиться за плавающий неподалеку спасательный круг.

Егор опустился на скамейку в пустом парке и запрокинул голову, подставляя лицо солнцу и чувствуя, как растворяется в других, куда более рациональных и логичных мыслях его злость.

Может быть, Нике и вправду лучше вернуться к мужу, в большой город, в ставшую привычной за пять лет жизнь. Что он, Егор, мог бы ей предложить? Съемную квартиру в деревне, где нет даже горячей воды? Небольшую зарплату фельдшера, на которую только в деревне и прожить? А ее сын, ведь он наверняка привык иметь все, что захочет… И судя по всему, очень любит своего отца и мать и будет очень рад тому, что они снова начнут жить вместе.

Как он может осуждать Нику за такой выбор?

Как он может верить слухам… и совершенно не верить словам, которые она ему сказала?

Егор посмотрел на часы. Было пять минут шестого и время, казалось, вдруг начало ускорять свой бег, будто опомнившись и решив, что для раздумий его было достаточно.

Егор оглядел парк и снова посмотрел на часы, и было уже пятнадцать минут, и тогда он тут же посмотрел на циферблат в третий раз, и была уже половина, и стало ясно, что ни на один из вопросов ответа ему не получить.

Поднявшись со скамейки и засунув руки в карманы куртки, он направился к выходу.

ГЛАВА 19. НИКА

Когда Олежка успокоился и перестал реветь, прижимая опухший и покрасневший палец к губам, было уже около шести. Я качала своего сына на коленях, оттирая слезы, стекающие по его щекам, пока он не начал клевать носом, а после уложила его на диван и сидела рядом, пока он не заснул. И только потом, осторожно взяв его руку в свою и поцеловав палец —ох, господи, как же сильно прищемил-то, ноготь наверняка сползет, — укрыла Олежку одеялом и вышла из комнаты, чтобы написать Егору.

«Прости, что не пришла. Олег прищемил палец дверью, только успокоила».

«Не извиняйся, — написал он почти сразу. — Это ребенок».

И все. И ни слова о том, чтобы встретиться завтра или в другой день и все-таки поговорить.

Вообще больше ни слова.

Похоже, Егор передумал, решила я на следующий день, когда и он прошел в молчании, которое я не рискнула нарушать. Может быть, ему уже не были нужны мои объяснения, а может, он просто не поверил мне и решил, что я все придумала, потому что струсила и решила не идти.

Кто бы винил его за это?

Так что я сосредоточилась на сыне и садово-огородных делах и, поливая дружно тянущиеся к солнцу тонкие росточки рассады – «мам, а что у нас помидорки на окне, что ли, расти будут?», — заставила себя забыть обо всем другом.

В середине следующей недели мне на домашний телефон неожиданно позвонила Эмилия. Повод для разговора формально был: расквашенный нос Лаврика, который, правда, уже давно зажил, но который интересовал Эмилию все так же живо, как и раньше — а там зашел разговор обо всем понемножку, и неожиданно мы проговорили почти час, как стародавние подруги, встретившиеся на двух концах телефонной линии много лет спустя.

— Слушай, — сказала Эмилия уже на прощание, немного помявшись, — ты только сразу не отказывайся, но... может, ты придешь в субботу в кафе? У меня днюха, а отметить вообще не с кем. Все еще учатся. — Да, у нас в классе было трое апрельских. Правда, мы никогда не отмечали наши дни рождения вместе. Может, пришло время начать? — Никаких подарков не надо, просто приходи, поддержи компанию.

— А кто будет? — поинтересовалась я.