Преданный друг (СИ)

Я взбежала на крыльцо в момент, когда машина, хрустя гравием, отъехала прочь от дома.

— Никуш... — Я повесила ветровку на деревянную вешалку в прихожей и обернулась. Мама стояла у дверей в кухню и смотрела на меня, чуть сведя в тревоге брови. — Ты куда пропала? Кто это приезжал так поздно? Что-то случилось?

— Я потом тебе расскажу, мам, — начала я неуверенно, но тут из спальни вылетел мой сын и с разбега влепился в меня всей своей четырехлетней мощью.

— Мам! — голос звучал почти осуждающе. — Мам, где ты была, я ужескакучился! Купаться идем или нет?

— Я тоже соскучилась, сынок, — я подхватила свое чудо на руки и расцеловала в обе щеки. — Сильно-сильно соскучилась! Ну, убрали вы с бабулей игрушки? Без этого ванна не полагается.

— Все убрали, мам! — доложил Олежка бодро, но вдруг замер и подозрительно посмотрел на меня заблестевшими глазами. — А где ты была? А кто это приезжал? Папа приехал, да?

Сердце гулко тукнуло в груди; Олежка почти соскользнул на пол из моих ослабевших рук, пока я лихорадочно пыталась подобрать слова.

— Нет, что ты, сынок, я бы обязательно тебе сказала! — неубедительно всплеснула я руками. — Это кто-то, наверное, заблудился и приехал не в свой дом. Как понял, что промахнулся, сразу уехал.

— Так, кто хочет после ванны космические бутерброды с космической ветчиной, должен быстро-быстро идти купаться, — вмешалась мама, и Олежка, большой любитель ветчины и космических бутербродов, все-таки отвел от меня подозрительный взгляд и побежал за своей бабушкой в кухню.

ГЛАВА 26. НИКА

Всю субботу я не находила себе места. Лаврик не звонил, но написал, что приезжает в воскресенье днем, и у меня как будто бы даже было время подготовиться, но я не знала, как и к чему.

Так что просто ждала.

У меня не было друзей и жизни без моего сына и мамы, но никому из них я не могла бы рассказать, что творится у меня на душе. Я рассказала Егору, но это ничего не меняло. Признание вырвалось у меня потому, что я была растеряна, не более, но оно не делало нас снова друзьями.

Так что еще днем я занялась уборкой и вымыла дом до блеска. Испекла Олежке пиццу, сварила из прошлогодней заморозки огромную кастрюлю вишнево-сливового компота, подмела двор и все-таки обрезала разросшуюся вишню. Если запустить, кустарник быстро заполонит весь сад, так что я взяла лопату и выкопала тонкие наглые прутики новых вишен, пробившиеся из земли у самых тигровых лилий. Кустики держались крепко и пытались нежной зеленью листочков донести до меня, как сильно они хотят жить.

А вечером мы с Олежкой и мамой жевали пиццу и смотрели по видику «Корпорацию монстров».

— Ну а ты кем хотел бы стать, когда вырастешь? — решила вдруг узнать моя мама.

Олежка зарычал и растопырил покрытые крошками пальцы.

— Монстыром!

Будущее моего сына было определено.

Утром, когда мама ушла на работу, мне пришлось выдержать настоящую битву смонстыромиз-за того, что мы не пошли на детскую площадку и не встретились там с его другом Артемом. Сын был страшно обижен, ведь мы говорили о площадке уже три дня. Но я обещала ему, что мы сходим после обеда и нагуляемся вдоволь, когда я закончу дела.

Сердце екало — но обещала.

— А это скоро, мам?

— Скоро, — сказала я, начиная нарезать кусочками мясо для гуляша. — Пообедаем, поспим и пойдем.

— У-у-у-у, — разочарованно заныл сын. — Опять спать. Я обиделся.

— А я тебя люблю, — сказала я.

Я нарезала мясо и начистила и нарезала лук, поминутно глядя в окно. Я ждала Лаврика, и все же когда возле дома затормозила его блестящая черная машина, разволновалась и так неловко дернула ножом, что едва не отхватила себе полпальца.

— Мам! — раздался вопль и топот ног из спальни и прихожую. — Папка приехал!

— Я знаю, сынок, — с пальца текла кровь, обильно, капая на стол и пол, и я, чертыхаясь, добежала до раковины и подставила его под холодную воду. — Подожди меня, я сейчас!

Олежка пронесся мимо кухни.

— Я пойду встречать!

— Стой!

Я схватила полотенце, кое-как зажала им палец и рванула следом. Успела перехватить сына уже у самой двери, в которую он изо всех сил упирался обеими руками — и на мое счастье его четырехлетних силенок, чтобы ее открыть, пока не хватало.

— Идем, идем, мам! Идем!

— Идем, конечно! Только под ноги смотри.

Сердце билось в груди, как бешеное, но я толкнула дверь и решительно вышла на крыльцо в момент, когда Лаврик, в кожаной куртке, с улыбкой на лице и огромным пакетом в руке, повернулся от закрытых ворот к нам.

— Эге-гей, кого я вижу!

Олежка почти кубарем скатился с крыльца и рванул отцу навстречу. Моя рука сама дернулась за ним, ухватила воздух, но потом нашла точку опоры в виде деревянного перила — и медленно, пристально глядя на Лаврика, который, обнимая Олежку, так же пристально глядел на меня поверх его головы, я преодолела ступени.

— Это все мне? — попытался заглянуть в пакет наш сын.

— Кое-что тебе и бабушке, ну еще и маме, конечно, — сказал Лаврик, поднимаясь с корточек и улыбаясь мне. — У нее был день рождения, не забыл?

Олежка замотал головой.