Екатерина, стройная и подтянутая, в мундире Преображенского полка, спрятав пышные волосы под треуголку, прямо и легко сидя в седле, гарцевала на своей белой кобыле. Следом тащились в открытой коляске Панин и Бестужев, хмуро поглядывая на стоявшие вдоль дороги синеватые ели. Охрана — два драгуна впереди и табунок чуть подалее сзади — трусила не спеша.
Придержав коня, Екатерина насмешливо смотрела на приближавшуюся к ней коляску с усталыми сановниками. Едва поравнявшись, Бестужев спросил:
— Долго ли, матушка, будешь по лесам и полям таскать? Пожалей старого человека — естество обеда требует. Кофейку хотя бы...
Царица, наклонившись к седой гриве лошади, выслушала жалобу без улыбки. Кивнула:
— Я и сама не прочь... — Обернулась к лейб-кучеру: — Семён Кондратьевич, нет ли где корчмы поблизости?
— Как не быть, государыня, — мигом отозвался кучер, будто выучил назубок роль. — За этим вон ельником почтовая изба при дороге, и не токмо корчма — трактир при ней имеется немецкий. «Мартышка» зовётся... Сюда господа гвардейцы частиком наведываются вепря кушать. Заведение чистое и пристойное.
Екатерина удовлетворённо кивнула.
— Поравняетесь — заворачивай, а я вперёд поскачу, гляну. — И она лихо пришпорила коня.
— Ваше Величество!.. — крикнул вслед Панин, но императрица не обернулась, лишь махнув рукой. Повернувшись к Бестужеву, Никита Иванович проворчал: — Носится, будто казак, нарвётся когда-нибудь на беду... Как думаешь, Алексей Петрович, к чему она завезла нас сюда?
Бестужев удивлённо моргнул.
— То есть как? По случаю...
— У ней по случаю только любовники, — усмехнулся Панин. — Стареешь, граф.
Застройки тех времён, исключая разве что здания итальянских мастеров, не отличались большим разнообразием, их архитектура и планировка были подчинены исключительно климатическим условиям и хозяйственной целесообразности. Сказывалось также и влияние разных культур — северной славянской, среднерусской, чухонской или немецкой: Петербург как магнит притягивал к себе всё, что приплывало. Ну и вес кошелька был не последним соображением.
Изба, в которой помещалась «Мартышка», в чём-то повторяла ропшинскую мызу, разве что коновязь была длиннее да амбар побольше, поскольку на почтовом тракте приходилось держать перекладных лошадей.
Внутри и в самом деле было чисто, просторно. Весело играло пламя в очаге, облизывая бока вздетого на вертел кабанчика. Возле очага стояла по-чухонски опрятная хозяйка. Поворачивая вертел и осматривая тушку, она кивала головой, внимательно слушая Екатерину, стоявшую рядом и что-то ей говорившую. Выслушав, хозяйка подозвала белобрового мальчишку в поварском колпаке, приставила его к вертелу, а сама ушла.
В углу трапезовала компания. Панин сразу увидел знакомых — Потёмкина, сидящего чуть вполоборота к двери, и Шешковского, чья до срока облысевшая голова и крутые плечи были узнаваемы хоть спереди, хоть сзади. Напротив гвардейцев расположились двое усачей — один в чине капитана, другой — поручик. Меж ними находился пятый, обряженный в голубой кафтан с позументом по воротнику и манжетам. Он жевал, быстро-быстро работая челюстями, будто боялся, что отберут.
— Странная компания, не находите? — вполголоса сказал Бестужеву Панин. — Никогда этого умника Потёмкина я не видел рядом с Шешковским... И почему столь непочтительны к императрице? Неужто не признали?
Екатерина, приблизившись к вельможам, взяла их под руки и провела ко второму столу. Панин с Бестужевым понимающе переглянулись: стол был накрыт по всем правилам на три персоны.
Разворачивая салфетку, Екатерина светским тоном обратилась к своим спутникам:
— Надеюсь, господа, вы не в претензии, что мы не одни.
Странная компания, — повторил Панин.
— Чем же странная? — удивилась Екатерина. — Потёмкин и Шешковский — люди ко мне приближённые, двое усатых — пристава, а бедняга в голубом...
Панин мгновенно, чего нельзя было ожидать при его флегматичности, приложил пальцы к губам:
— Тс... Он прислушивается... — И добавил, говоря врастяжку и глядя на Екатерину: — Сюрприз...
— Зачем сюрприз? Я просто решила устроить — как это по-русски? — смотрины и решить наконец вопрос о моём замужестве... Господа, а кто-нибудь поухаживает за дамой? Хоть она и в мундире, — лёгким, даже чуть шаловливым тоном добавила она. — Я хотела бы капельку водки, как положено гвардейцу.
Но на господ явно нашёл столбняк, они, поражённые услышанным, замерли, глядя друг на друга. Первым опомнился Панин:
— А?.. Да-да, пожалуйста, — и потянулся к шампанскому.
— Водки, — как маленькому, разъяснила Екатерина, лукаво склонив голову набок.
...Иван Антонович, заглотнув очередную порцию пищи, перевёл взгляд с потолка на соседей. Особенно заинтересовал его молодой стройный офицер с яркими голубыми глазами, прибывший сюда в сопровождении двух важных стариков.