Преданный и проданный

Небольшой возок, поставленный на полозья, можно было лишь условно назвать каретой. Но всё честь по чести: на дверцах — замысловатые гербы, впереди четвёрка коней, запряжённых цугом, на запятках — лакей, эскорт — два драгуна впереди, два сзади, да ещё одна повозка с сопровождающими.

За окном кареты проносились чахлые приболотные леса, дюны, опять дюны, одинокие, кажущиеся заброшенными, серые от холода усадьбы, серое низкое небо с тёмной просинью туч, редкий камыш, нехотя кланяющийся ветру...

Фике удалось немного согреться, и тряская дорога уже навевала сон, липкая дремота смыкала ресницы, и пар от собственного дыхания начал приобретать определённые очертания, но карета, споткнувшись на очередном ухабе, вдруг опасно накренилась, заскрипела, заскрежетала, Фике испуганно вскрикнула, ухватилась руками за стенку, мир за окошком пополз вверх, и карета с тяжким грохотом завалилась набок.

Спешившиеся драгуны и испуганные слуги помогли путницам выбраться из перевернувшегося возка. Почтенная матрона, едва выкарабкавшись и поднявшись на ноги, тяжёлой рукой залепила пощёчину первому, кто подвернулся. Им оказался молоденький драгун, который испуганно таращил глаза и растерянно бормотал:

— Экселенц, экселенц...

Но Иоганна Елизавета ещё раз — теперь с другой руки — отвела душу. Била она хлёстко, изо всей силы, зло сощурив глаза.

Фике, резко вздрагивавшая от каждого удара, потянула мать за рукав:

— Ваше высочество...

— Что ещё? — раздражённо повернулась к ней та.

Сморгнув ресницами от её резкого движения, Фике пролепетала онемевшими от холода губами:

— Мне надо... Я хочу...

— Потерпите до постоялого двора, — отрезала мать, пожав плечами.

— Но, маменька... — Фике всхлипнула, дрожа и поджимая коленки.

Презрительно смерив дочь взглядом, герцогиня фыркнула:

— Вечно от вас неприятности. — И отвернулась, с сомнением глядя на карету, которая уже снова стояла на дороге, растопырившись на своих огромных колёсах.

— Я вижу шлагбаум, — хрипло прокричал рябой кучер, взобравшийся на козлы. — Сейчас будем на границе.

— Там Россия? — Иоганна, не видя ничего, кроме серой мглы, вглядывалась вдаль.

— Так точно, ваше высочество, — подтвердил сановный усач, подошедший из второй кареты.

Герцогиня обернулась к дочери, концы её капора разлетелись по ветру:

— Вот видите, Фике, ещё немного, и мы вступим в мир чудес. Россия огромна и сказочно богата. — И она с надеждой посмотрела на усача: — Не правда ли, герр Брюммер?

— Но, ваше высочество, — еле слышно проговорила Фике, — я не доеду.

— Проклятая девчонка! — взорвалась матрона, почти с ненавистью глядя на трясущуюся от холода и переступающую ногами дочь. — Ступайте за карету! — И добавила скорее себе, обернувшись в сторону границы: — Надо спешить. В Россию.

...Обещанные герцогиней «российские чудеса» начались прямо у шлагбаума. Едва высокие гости пересекли границу, как их окружила полурота русских всадников. С гиканьем и весёлыми возгласами («Азиаты», — с ужасом подумала Фике) они окружили кортеж и завертелись вокруг бешеным хороводом.

Фике испуганно смотрела на то, как командир безумных всадников осадил коня перед правой дверцей кареты, слетел с седла, открыл дверцу и, вскинув в салюте палаш, отрапортовал:

— Честь имею! Майор её величества лейб-гвардии Тимофей Вожаков! — Кинув палаш в ножны, он повнимательнее присмотрелся к испуганной девочке с бледным лицом. — Принцесса Софья Фредерика Августа?

— Йа, йа, — хриплым голосом с трудом выдавила она из себя.

Майор удовлетворённо кивнул и расплылся в улыбке.

— Прибыл в ваше распоряжение для встречи и препровождения в Москву... Прошу пожаловать в императорский шлафваген! — Он встал коленкой прямо в снег и предложил высокой гостье руку.

Фике растерянно посмотрела на мать — раньше ей не приходилось самостоятельно принимать решения.

— Камер-фрау может последовать за вами, — белозубо улыбаясь, великодушно разрешил майор.

— Я не камер-фрау, русский дурак! — возмутилась успевшая прийти в себя от испуга Иоганна. — Я герцогиня Ангальт-Цербстская, мой муж фельдмаршал прусской армии! Дай же руку, болван. — И, перегнувшись через вконец оробевшую Фике, она ухватила руку майора и рывком вытащила своё тело из кареты, грузно, словно кусок теста, плюхнулась на руки бравому гвардейцу.

Тяжело переваливаясь через сугробы и кряхтя, к ним подошёл камергер императрицы Елизаветы Семён Нарышкин.

— Приветствую вас на земле Российской, — церемонно раскланялся он. — Явите милость, пересядьте в царицыну карету... И вас, господин посол, — он поклонился в сторону Брюммера, — прошу также... Кафешенк, — крикнул он в сторону, — горячий кофе! — И, пятясь: — Прошу вас...

Забравшись в шлафваген, возглавлявший собой целый поезд (громоздкая карета, запряжённая дюжиной тяжеловесов, несколько карет поменьше, разнообразные кибитки, пошевни — простые сани торжественно стояли в ряд друг за другом, ожидая невесту наследника), герцогиня восхищённо осмотрелась. Дорогие меха, бархат, позолота, лакированное дерево, простор, гудящий в печурке огонь — всё это приводило её в восторг, который вызвал у Брюммера недовольную усмешку: