Преданный пес

Забор вокруг торгового центра, грязно-черный, покрытый густой порослью и наполовину закрытый снизу травой, загудел, лопнув напротив подземной парковки.

Вниз, выдирая пучки жухлой муравы с ковылем, покачивая многорогим черепом на носу, покатилась непонятная хрень на трех мостах, густо дымящая через выхлопухи, закрепленные за кабиной.

Зуб, прикидывая оставшийся подъем, приготовился к форсажу.

Хрень развернулась, показав капот полностью. Зуб охнул, не веря глазам:

– Ты же помер!

Глава пятая. Давняя и свежая кровь

В бою – не думай, просто живи им

Песни Койота

Состав выкатывался из Кинеля. Неторопливо, гулко позванивая металлом своего тела. Хаунд глазел вокруг, похрустывая порошком, выданным Котом, и запивая водой из фляги. Рюкзак забранного шорника распределили между всем «зверьем», примотав поклажу поверх уже имеющейся. Флягу Кот отдал Хаунду, а тот не отказался.

Разумности хозяевам крепости хватало. Основу безопасности составляли бывшие грузовые поезда. Из них, снятых с путей, сцепленных и распределенных по периметру огромного пространства, железнодорожники выстроили оборонительные форты и участки, закрытые стенами. Составленные по две, огромные емкости для угля с щебнем нависали над заново возводимыми домиками и усадьбами со стороны Похвистнева. Где люди находили краску? Черт знает, но дома так и блестели недавно обновленными фасадами. Красиво.

Люди на платформе, косясь в сторону караванщиков, переговаривались, сыпали нужной и дерьмовой информацией, что-то обсуждали и решали наперед. Хаунд, прижавшись спиной к металлу, слушал, впитывал и пытался разобраться. Казалось интересным.

– Пес…

Анна оказалась рядом.

– Ты не шлюха.

– Нет.

– Хорошо. – Хаунд посмотрел на ее руки, чуть нагнулся, рассматривая внимательнее.

Ясно. Усатый оказался идиотом. Не рассмотреть характерных мозолей, остающихся от постоянного использования карандаша или ручки, не задуматься – а чего они у проститутки делают, оказалось выше его интеллектуальных способностей.

Что может делать женщина, чуть за сорок, на Металле, прожив там пять лет и не опустившись, выглядя ухоженной и аккуратной, да имея такие мозоли?

– Проектировщик?

Анна кивнула.

Металл, за год еще больше попавший под давление Карно, стал в городе одной из главных кузниц и мастерских. Если кому думалось, что грохочущие паровые монстры Карно, начавшие кататься все активнее, создавались на авось с глазком, тот дебил. Себя Хаунд к таким не относил.

Где высокий уровень механизмов, там инженеры. Где инженерные проекты, там те, кто их делает. Кульманы, логарифмические линейки, готовальни, в целом состоянии идущие по стоимости теряющих ценность автоматических пукалок.

– Пес, нам нужно свалить.

Хаунд, рассматривая бинты на руке, без следов потеков и не воняющие болезненностью, думал. Для «подсадной» Анна очень прямолинейна. Но говорить с ней о побеге, пока вокруг стволы железнодорожников и столько ушей в общей куче, йа.

– Почему ты ушла с Металла?

Анна не ответила, откинулась назад и закрыла глаза.

Ну не хочешь, как хочешь.

– Рядом река. – Чернявый, притулившийся с другой стороны, улыбнулся. – Не очень далеко. И впереди тоже много воды. Плохой… болота, наверное.

– Думаешь?

– Знаю. – Ерш принюхался сильнее. – Грунтовые воды, бывшие пруды, ручьи. Все умерло, превратившись в камышовый ад. И в нем живут демоны.

– Ты прям, сука, Иоанн Златоуст.

– Чего?

Хаунд хмыкнул.

– В Библии же, Апокалипсис, красный дерьмодемон, блудница, всякие всадники.

– Это Иоанн Богослов, вообще-то.

– Да?

Ерш мотнул головой.

– Да и хрен с ним. Ты же понял. – Хаунд зевнул. – Я ничего не чую.

– Воду нужно не только нюхать. – Ерш поерзал. – Ее надо видеть.

– И что ты видишь?

– Пока в основном туман.

Тумана и впрямь хватало. Он поднялся вместе с рассветом, незаметный за стенами Кинеля и такой явный тут. Сизые лохмы лениво колыхались прямо у железки, дальше сливаясь в единую непроглядную серость. Кое-где, чернея совсем осенними скелетами, торчали почему-то облетевшие деревья.

– Леса нет, – сказал Ерш, – вообще.

– Удивил. – Хаунд снова зевнул. – Тут, вообще-то, лесостепь.

– Это как?

– Ты дремучий. – Хаунд удивился. – Сам-то откуда, говоришь?

– С Глинки. Красной.

– Угу, ясно. Леса заканчиваются на том берегу Волги, мой юный друг. Тут лесостепь, то есть степь с редкими лесами.

– А… Один черт, видно же, деревья тут умерли. Камыша много, сейчас опять вынырнет, вон!

Камыша действительно оказалось более чем достаточно. Светлые длинные бустыли вырастали из тумана, лениво покачивая рыжими султанами. Леса не оказалось, вместо него торчали целые заросли этого дерьмища. И сейчас Хаунд был полностью согласен с Ершом: вода тут плохая, самая настоящая болотная, то ли ставшая такой, превратившись в топь, то ли даже бывшая такой раньше и просто разросшаяся.