На дворе жарило солнце, кипело лето, наш руководитель, полностью понимая всю важность своего присутствия в организации в самый сезон, изволил находиться на лодочной, ковыряясь в суденышке. Правильно, товарищ майор, надо же нервную систему расслабить. Именно так.
Не достучавшись до любителя рыбной ловли и катания с мотором, немного избалованный бизнесмен звякнул Василию.
Неизвестно, что точно было сказано с Ульяновска, хотя лицо нашего хулигана перестало быть каменным, но точку в разговоре поставил именно он:
– Я работаю на организацию. Если мне скажут, отгружу. Так разговаривать со мной не нужно. Идите на хер и всего доброго.
И отключился. Кто-то аплодировал стоя, кто-то охреневал и предвкушал будущие кары, Трусов, как обычно, считал профит по сделкам, Аня восхищалась и желала курить. В коридоре нам встретился багрово-яростный директор, летящий к Васе. И мы даже немного перепугались.
Но все обошлось. На годок. Через год, когда директор вернулся к Питеру, жене, Мариинке и бивню мамонта в Кунсткамере, Вася уехал проверять склады Нурсултана на предмет хотя бы какого-то наличия нашей продукции в счет долга. А вернувшись, обнаружил штраф в размере зарплаты за его любимую организацию. Штраф выписал куратор с Питера, и наш коллега, занявший самое важное офисное кресло в филиале, ничего сделать не смог. И точно, не из своей же стажерско-директорской зарплаты платить за косяки менеджера. Ясен пень, он же виноват.
Если честно, я до сих пор восхищаюсь твердостью характера Васи, так красиво сказавшего в тот день:
– Идите на хер.
– Мужик, чо… – Хаунд довольно хмыкнул. – Ты все понял? Э, юноша?
Ерш, похрапывая, дрых без задних ног. Хаунд повозился в рюкзаке, отыскивая истинное сокровище – механические большие часы, найденные в карманах Морозова еще во время выпивания с закусыванием и спрятанные до поры до времени.
Яволь, герр Ерш, дрыхните. Через два часа подъем. Лучше подвыспавшийся напарник, чем напарник, заснувший на дежурстве. А он пока найдет, как себя занять. Лампа горит, есть чем подымить, натюрлих, а записную книжку, неведомо как оставленную здесь каким-то знакомцем Ерша, читать интересно. Да еще в ней и историй до хрена. Самое оно, когда надо скоротать время.
Дорога ярости 11
Зуб не злился. На что? Он еле-еле выжил, ведьма без имени спасла его. Два дня? Плохо, но справиться можно. У него дело, а он просрал сроки. Ничего, сейчас постарается нагнать.
«Ласточка» принялась сразу, как будто и не стояла посреди ледяной аномалии в разгар осени. Он проверял ее полдня, вполне понимая – тратит время, сильно тратит. Но это машина, и если что не так – конец всему. И ему тоже.
Ведьма стояла на своем склоне, положив руку на голову Малыша. Пес, раза в полтора больше, чем должен быть, вывалил красную лопату языка. Зуб помахал рукой, закрывая дверь. Спасибо, чего уж.
На месте, где его застали «морозники», Зуб побывал сразу с утра. Исползал на животе все вокруг, ища новые следы от покрышек. Нашел сразу несколько, поняв, что кто-то еще должен был его искать. И наткнулся на нужные, широкие, ребристые, в самом конце. Так…
Они все же его обогнали. И теперь догонять надо самому Зубу. А ему так хотелось увидеть тяжелую махину первому, сидя где побезопаснее и рассматривая горизонт в трубу. Ну хорошо, догонять так догонять. Жаль, боеприпасов не так много, как хотелось бы.
Зуб смог зарядить правую коробку для ракет. Он сильно сомневался в удачности залпа, но это лучше, чем ничего. Овальные болванки с перьями хвостов были пробными. Он даже почти перестал бояться их детонации во время езды по Москве. Их не кидало, конечно, по багажному отсеку, Зуб хранил их в специально вырезанных ячейках большого куска пенопласта, жестко закрепленного на днище, но все же…
Прямо до Красного Яра. Потом направо, на Хилково. И до упора, через Тимашево, если верить карте. Погнали!
«Девятка» побежала почти радостно, как застоявшийся конь. Зуб начал набирать скорость почти сразу, опасаясь встретиться с кем-то из Воронов, еще отправленных по его душу. Да и в Красном Яру, надо полагать, вполне хватало любителей не выяснить «как дела» и «не надо помочь?», а тупо постараться догнать, забрать и нагнуть. Мир после падения Рубежа стал шире, но ни черта не поменялся по сути.
Зуб гнал вперед и считал наличные силы, включая два полных барабана к штуцеру, полтора магазина к укороту, три обоймы для пистолета и прочее. В прочем дебете значились непонятные ракеты, два заряда картечи в «моссберг» и полная лента на сто к курсовому пулемету. Ничего другого, кроме пары ножей и набора инструментов, включая пожарный топор, у него не было.
За два дня успело распогодиться. И снова стать сыро-мрачно. Желтое, явно трепыхнувшееся напоследок к теплому небу, умирало на глазах. Серое, бурое, черное, никаких других цветов, кроме грязной охры, пятнами мелькающей на драном картофельном мешке полей по обочинам. Ветер хлестал сильными порывами, гоняя обломанный сухостой и вездесущее перекати-поле.