Интересующие тебя Галилея, царство Ирода Антипы, и римская провинция Иудея в этом году отправляют свою пшеницу в Рим и на прибрежные острова. Местные перекупщики заинтересованы в перевозках в Африку деревянного масла, меда, оливковых ягод и бальзама по твоей цене. Ибо своего флота у них нет, а прибрежной дорогой вдоль Великого моря развелось невиданно разбойников из кочевых племен. Но местные торговцы подозрительны к иноверцам. У них вина в изобилии, а на холмах галилейских тучные стада овец. Мне довелось углубиться в страну, о чем я поведаю ниже. Но и вино, и шерсть уступают по качеству хелбонскому вину и белой шерсти из Дамаска. Тут ее выделывают иначе.
Как ты знаешь, в портовой Кесарии иудейской мой брат крупно торгует. На званом обеде он представил меня римскому наместнику Копонию. Копоний предпочитает Кесарию Ершалаиму. Я попросился в отряд центуриона Фабия. Тот собирался на север области по заданию прокуратора. Во-первых, чтобы иметь защиту от разбойников, во-вторых, чтобы лучше узнать обычаи местной торговли. И получил разрешение.
Замечу, Кесария – город величественный. И гавань его так же, как и в Цоре, переполнена кораблями на пути в Африку. Юго-западные ветры здесь очень сильны и постоянны, что неудобно для мореплавания из-за опасности кораблей быть заброшенными на скалы. Гавань построили по приказу Ирода Великого. Она выходит на север, навстречу самым мягким в этих местах северным ветрам, и поражает значительными размерами. Одна лишь дамба шириной в стадию, выстроена полукругом в открытое море и служит волнорезом несмолкающему прибою. На дамбе колоссальные стена и башня. А прямо напротив входа в гавань на возвышенности храм Цезарю. Главные сооружения в городе: театр, амфитеатр и рынок из известкового камня. Это морская жемчужина Иудеи.
С отрядом в сотню человек я поднялся к западному краю Ездрелонской долины, во владения тетрарха Антипы, туда, где пересекаются Виа Марис и дорога из Африки в Дамаск. Отряд Фабия должен был соединиться с отрядом царедворца Ирода Антипы Николая для совместного подавления смуты. Забегая вперед, скажу, что к нам присоединился вспомогательный отряд из пятидесяти наемников, греки и финикийцы, весьма искусные в военном деле. Самого Николая царь не пустил, препоручив командование царедворцу Матафию. Замечу, дорогой друг, что в области не евреев больше, чем коренных обитателей. Финикияне, сирийцы, греки живут своими общинами.
Места здесь живописные. Невысокие горы покрыты сплошными пихтовыми и сосновыми лесами. Олени и серны водятся в изобилии. И наш отряд не имеет недостатка в свежем мясе. Однако леопарды и волки наносят большой урон местным стадам. По ночам лай лисиц, вой шакалов и ворчание коричневого сирийского медведя очень беспокоит часовых. Они охраняют не столько наш сон, сколько вьючных ослов и мулов, и продовольственный запас. Центурион Фабий, молодой и отважный солдат, показал страшный шрам на ноге от когтей льва из иорданской долины. В предсмертном прыжке лев убил его лошадь.
Сама же Ездрелонская долина уныла и заболочена, и совершенно не пригодна для земледелия.
Ночуем мы в лесу в палатках, приняв необходимые меры предосторожности от внезапного нападения. Хотя опасения командиров чрезмерны и являют привычку делать все обстоятельно. Народ здесь мирный.
Первую ночь я провел в придорожном хане. По местному обычаю прямо на ливане, в комнате без лицевой стены. Это крайне неудобно, ибо, как на подносе, ты на виду у всех. Опасение, что по ошибке перепутают и уведут моего коня из стойла, где теснятся ослы и верблюды, вовсе лишили меня сна. Когда же я свыкся с тяжелым запахом от бродяг и с запахом от скученных животных, и на рассвете задремал, меня обнюхала бродячая собака, искавшая стащить из съестного. Я отмахнулся. Поднялась суматоха, что вовсе лишило меня сна.
Народ местный весьма неуступчив в вере отцов своих. От этого с ним происходят всякие недоразумения. Он не почитает римские законы, послушен лишь своим учителям и отказывается платить в имперский фиск. И, чтобы эти учителя не привели к кровопролитию, люди благонамеренные, коих в стране достаточно, добровольно помогают императору и царю изловить смутьянов.
Римские солдаты терпимы к местным верованиям, хотя между собой презрительно отзываются о религиозном упрямстве народа. Без необходимости они не прибегают к жестокости. Но при мне распяли закоренелого разбойника. В потасовке он кинжалом ранил солдата. Разбойнику по обычаю перебили бедра и приколотили его к кресту. Крест делал местный плотник. Ему пригрозили: если крест не будет готов к сроку, плотника отправят на суд царя.
Перед закатом по просьбе селян солдат заколол распятого. По местному обычаю, усопшего непременно надо похоронить до захода солнца, а могилу пометить белым, чтобы ее было заметно в темноте, и путник случайно не осквернился прикосновением к ней. Все имущество смутьяна, а также его семья переходят в собственность наместника, либо императора. Эти мнимые жестокости удерживают горячие головы от необдуманных поступков.