Предатель

– Так какого же черта ты скандал закатила? – возмутился Стас. – Как я понял, высказалась ты по полной программе.

– Да я сама не знаю, – вздохнула она. – Просто прямо накатило на меня что-то, вот и понесло по кочкам! Я уже толком и не помню, что говорила. Что-то про его эгоизм, что он на людей плюет…

– Ты мне лучше повтори, что ты про Таню сказала, – попросил Стас.

– А я помню? – Она удивленно посмотрела на него, но он понял, что все она прекрасно помнит, да вот только повторить не хочет.

– Значит, гадость какую-то, – вздохнул он.

– Да нет, просто, что он через ее смерть переступил и не оглянулся, – отвернувшись, сказала она. – После этого он вазу и разбил.

– А ты знаешь, Машенька, что он до сих пор себя в ее смерти винит? Что эта рана у него в душе до сих пор не зажила, да и не заживет, пока он жив, потому что любил он ее! Ты даже не можешь себе представить, как он ее любил! – грустно сказал Стас и поднялся.

Когда он уже стоял возле двери, она робко спросила:

– Стас! Ты поговоришь с Левой?

– Нет, Маша, – тихо, но решительно ответил ей Крячко. – В этот раз я тебе ничем не помогу. И не только потому, что Гуров зол на меня, как сто тысяч чертей, за то, что я тебе о Тане рассказал. Я за болтливость свою огреб от него уже прилично, и, чую я, это только начало и так просто он мне этого не простит. Но и потому, что теперь я тебе не хочу помогать. Я все понимаю: актриса, темперамент, эмоции, нервы, ревность и все прочее, но край все-таки надо видеть, а ты его переступила. Ты с размаху кувалдой саданула туда, куда и перышком-то дотрагиваться не следовало, – с этими словами он и вышел.

А Мария осталась стоять в прихожей и, кажется, только сейчас до конца поняла, что жена Гурову она теперь уже почти что бывшая, дело за малым. Но вот что делать и как выходить из этого положения, она представления не имела. Вернувшись на кухню, она села к столу, машинально отхлебнула остывший, так и не тронутый Стасом чай и разрыдалась. Она плакала навзрыд, по-бабьи, утирая рукой слезы и сопли. Ей было страшно! Ох, как же ей было страшно! Все эти годы она прожила за спиной у мужа так, как хотела сама: снималась в кино, играла в театре, ездила на гастроли и съемки, капризничала, а бывало, что и скандалила, а Гуров смотрел на все это снисходительно, улыбался и терпел. Он никогда даже намеком не дал ей понять, что чем-то недоволен. А вот она, где бы ни была, каждую секунду знала, что, случись что-нибудь, ей есть за кого спрятаться, что муж ее из любой беды вытащит и решит все ее проблемы. И вот теперь она осталась одна, причем по собственной вине. И не стало стены, защищающей ее от враждебного внешнего мира. И не было в ее жизни больше не только Левы, но и веселого балагура Стаса, всегда готового прийти на помощь жене своего друга, не было Петра, основательного и солидного, который тоже грудью встал бы на ее защиту, потому что она жена Гурова. Ей вспомнилась ее жизнь до того, как в ней появился Лева. Тогда она играла, причем не на сцене, а в жизни, сильную и независимую женщину, а потом ей играть уже не нужно было, потому, что она стала такой на самом деле, да вот сила-то была не ее, а мужа! Он незримо присутствовал рядом с ней, где бы она ни была, и она, чувствуя эту его силу, могла вести себя независимо, потому что была не замужем, она была за мужем.