Предатель

– Да нет! Не влюбился, а полюбил, причем с первого взгляда! Почувствуй разницу! Видимо, они познакомились еще тогда, когда он к академику на собеседование приезжал, и именно это определило его выбор – ты же сам со слов Анны Григорьевны сказал, что ему еще какое-то место работы предлагали. Да и она в него тоже, потому что иначе не стала бы почти через два года каждый день в больницу звонить и его самочувствием интересоваться. Да вот только боялась она, что он узнает ее тайну о дочери от иностранца и неизвестно, как к этому отнесется. А вдруг отвернется с презрением? Вот и держала она свои чувства при себе, потому и не получилось у них ничего, тем более что он тогда еще женат был и, наверное, считал непорядочным бросать жену, которая с ним столько лет прожила, только потому, что другую полюбил. А потом этот случай произошел. Вот вы только представьте себе человека, который из чувства долга живет с женой, а любит совершенно другую женщину. И вдруг он не то что слышит от кого-то, а прямо на месте преступления застает свою, как оказалось, неблаговерную с другим мужиком. Да ему, наверное, показалось, что небо на землю упало. Он ради нее от своего счастья отказывается, а она его предает!

– Что же он прямиком к Ольге не бросился? – удивился Стас. – Если она его тоже полюбила, так мужик, уж ты мне поверь, это мигом почувствует.

– Откуда мы чего знаем? – буркнул Лев Иванович, обессилевший уже так, что язык еле ворочался. – Может, и бросился, только она ведь небось опять боялась того, как он к Юле отнесется. А вдруг презрительно или пренебрежительно?

– Ладно! Они теперь в своих делах сами пусть разбираются, – решительно вмешался Орлов. – Ты, Лева, по делу давай!

– Да бога ради! – согласился Гуров. – Я так думаю, что об истинных отношениях Старкова с дочерью Васильев даже не подозревал – они же в многотиражке объявление об этом не давали. А то, что Ольга после смерти деда в Ленинку перешла, тоже можно было легко объяснить – и к дому ближе, и бабушка, оставшись одна, заботы требует. Вот Васильев и не решился скандал поднимать – а ну, как из-за этого Старкова с работы вышибут? Как потом Ольга к нему относиться будет, если из-за него ее отец пострадает? Потому-то и занялся частным расследованием. Я не знаю, подозревал он Старкова или просто для очистки совести решил поговорить с вдовой академика, но, узнав истинные отношения в этой семье – а она, я думаю, от него, как и от Стаса, ничего не скрывала, а может, и еще больше рассказала, – он занялся этим мерзавцем всерьез. Но одновременно он ведь узнал еще и о Юлии и понял, почему Ольга его на расстоянии держит. И когда вычислил, что именно Старков предатель, он и сказал, что повязан по рукам и ногам. Теперь-то он вообще не мог даже заикнуться о том, чтобы дать делу законный ход. Ну, арестуют Старкова, осудят… А Ольге-то каково потом будет всю жизнь жить с клеймом дочери изменника Родины? И пусть она не Старкова, а Широкова, но ведь все же знают, чья она дочь! Да и на Юлию это перейти может! Да после такого Ольга его лютой ненавистью возненавидит хотя бы из-за дочери! Вот он и не мог ничего сделать! Потому и пошел к Старкову с документами, чтобы наглядно показать, какими доказательствами располагает, и вынудить написать заявление об уходе. И, я думаю, добился своего, потому что иначе не стал бы документы уничтожать. Полагаю, заявление Старкова по собственному желанию у него в сейфе лежит.

– А эта сволочь его отравила! – не сдержался Стас. – Но как?

– А черт его знает? – пожал плечами Лев Иванович. – Вообще-то я на некоторых снимках у него на руке перстень с крупным камнем видел, а под ним так удобно тайничок для яда сделать. Можно предположить, что Васильев захотел пить – он ведь, когда нервничает, много шоколада ест, а уж перед таким разговором он точно нервничал – вот и налил себе воды, а Старков, улучив момент, туда яду и сыпанул. А, как Васильев ушел, стаканчик этот или вымыл самым тщательным образом, или вообще с собой унес, а потом где-нибудь выкинул. Теперь мы этого уже никогда не узнаем.

– А если бы Васильев действительно умер, а его преемник или заместитель нашел бы это заявление? – спросил Петр.

– Такая хитрая лиса, как Старков, выкрутился бы! Объяснил бы, например, что написал в запальчивости это заявление, а Васильев его забрал, чтобы он ненароком прямо с утра не рванул с ним к руководству, чтобы подписать. Или еще чего-нибудь наплел бы! – отмахнулся Лев Иванович.

– Это же надо так полюбить! – восхищенно сказал Стас.

– Ты о ком именно? – поинтересовался Гуров.

– Да об обоих. Только один ради душевного спокойствия любимой женщины готов был жизнь отдать, потому что выжил просто чудом, а второй – стал предателем, – сказал Крячко. – Да-а-а! Страшная это сила – любовь! И на подвиг, и на предательство человека толкнуть может.

– Хватит философствовать, Стас! Тебе это не идет! – сказал Лев Иванович и обратился к Орлову: – Петр! Я думаю, что сейчас, когда дело уже сделано, нам со Стасом самое время извиниться перед Андреем хотя бы по телефону.