Предатель

Картинки из прошлого, проявляющиеся в голове, вызывали неприятие. Все казалось неверным, неправильным: чужие смерти, кровь на его руках, мольбы о пощаде – вдруг, на заре его «карьеры», то легкое возбуждение, с которым он нажимал на спусковой крючок, продажная любовь с влажными простынями на съемных квартирах, хорошая девочка Стэлла, чьи глаза, как полные озера боялись расплескать ненависть, которая все равно пролилась вниз блестящими дорожками… Все это, вместе взятое – легенда для нелегала, которая никак не хотела становиться второй кожей.

Кто был тот парень? Рамзес – крутой мужчина с эмоциональностью шкафа и беспринципностью варвара? Тот, кого предал единственный друг – одно перечисление совместных деяний, замешанных на взаимовыручке, названной красивыми словами «настоящая мужская дружба» заняло бы ни один час!

Нет. Дикарь не имел ничего общего с тем грузом, который носил на плечах Рамзес. Его собственная ноша была легка. Только за нее он соглашался нести ответственность перед грядущим ликом небытия. Тому, кто собирался его судить на том свете, придется разделить двух людей! Один из которых, преданный и проданный другом, больше недели назад на яхте Грифона был убит двумя выстрелами в упор!

Дикарь уже не понимал толком, что происходит. То ли шахта лифта, в которую погружалось его тело, не имела дна, то ли память, раскрыв все карты, затягивала разум в пропасть, откуда не было выхода. Дайвер дышал. Раскрылись мембраны, встроенные в ноздри, фильтруя кислород. Спазм сжал горло, не пропуская внутрь ни глотка воды. Пленки, вторыми веками закрывшие глаза, настроили ночное зрение. Вздувшиеся в ушах пузыри опадали, регулируя давление.

Он вспомнил, откуда взялись перемены. Рамзес добровольно согласился стать подопытным кроликом и ни разу не пожалел о беспрецедентной операции. Глубина не представляла для него опасности, он мог продержаться без воздуха достаточно долго. Новшества в его теле предполагали жизнь под водой. Лишь одного не учел Павел Александрович – хирург божьей милостью – того, что сейчас Дикарю не хотелось жить.

3

Луций Элий Коммод – римский император, чьи пристрастия заставляли Рим содрогаться. К числу невинных следует причислить подкладывание фекалий в кушанья подданных, к жестким – странные игры во врачей с препарированием живых людей. Единственное искусство, которому поклонялся император – гладиаторские бои. Он более семисот раз выходил на арену, несмотря на то, что это считалось бесчестием для высокородных. Был убит атлетом Нарциссом, к которому питал слабость, не раз встречаясь с ним в поединке. Кстати, утвердившийся следом император Септимий Север «отблагодарил» Нарцисса, бросив его на съедение львам.

Пахло кровью. Веяло не тем тошнотворным запахом мертвечины, а свежим, ни с чем не сравнимым ароматом только что освежеванной добычи. Той, которая еще полчаса назад боролась за свою жизнь. Да и вся комнатушка, где свет лился из дыры на потолке, напоминала бойню. На стенах и на полу, на фоне застарелых пятен влажно блестели свежие пятна крови. По углам громоздились отполированные до блеска человеческие кости, вперемешку с остовами животных. Каморка с бетонной плитой, ощетинившейся торчащими вверх штырями арматуры, походила на ловушку. Догадку подтверждала тщательно замаскированная дыра, сквозь которую и угораздило провалиться Шайтана.

Тому, что именно земляк лежал сейчас, буквально нанизанный на ржавое железо, Тимур обязан был провидению. Что остановило его, идущего первым, он не помнил. Путь вперед представлял собой сравнительно безопасный отрезок. Обычный антураж – заваленный мебельными останками зал, тишина да отзвук капели, долбящей камень где-то вдали. По всей видимости, что-то насторожило. Как охотник, почуявший близость добычи, инициатор погони остановился и махнул рукой Шайтану, направляя чуть левее. И в первый миг, когда взмахнув руками, боец стал проваливаться куда-то вниз, Тимур не оценил опасность в полной мере. Он мгновенно вскинул руку со стволом, однако нажимать на спусковой крючок пистолета, где в магазине остался единственный патрон, хозяин не торопился. Да и не в кого оказалось стрелять. Когда мгновенье спустя они с Родимчиком приблизились к провалу, зиявшему в полу, стало ясно: Шайтан не жилец.