ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

Он еще раз перечитал записи своих бесед с проходившими но делу людьми: что сказал Уайли, что сказал Стейнс, что сказали Ричард Дэвис, Робсон и младший Дэвис. Наверняка он что-то упустил. Но нет: сколько бы Линли ни перечитывал записи, ничего нового найти ему не удавалось.

Ладно, сказал он себе. Тогда придется зайти с другой стороны.

Линли вышел из участка и поехал в Западный Хэмпстед. Оказалось, что от Финчли-роуд до Кредитон-хилл было совсем недалеко. Он оставил машину в начале улице и дальше пошел пешком. Обочины были сплошь заставлены автомобилями, но при этом улица казалась необитаемой, как и все районы, жители которых с утра уходили на работу и не возвращались до вечера.

Меловые отметки на асфальте обозначали место, где лежало тело Юджинии Дэвис. Линли встал над ними и посмотрел в тот конец улицы, откуда появилась роковая машина. Дэвис сбили и затем несколько раз переехали, что могло объясняться двумя причинами: либо ее не отбросило с требуемой силой, как отбросило Уэбберли, либо ее швырнуло прямо по ходу автомобиля и переехать ее туда-сюда не составило труда. Потом ее оттащили в сторону, почти полностью спрятав под капотом «воксхолла».

Но зачем? Зачем убийца рисковал быть замеченным? Почему он сразу же не уехал, оставив ее лежать посреди дороги? Конечно, в темноте и под проливным дождем тело, убранное с проезжей части, дольше оставалось бы ненайденным, чем если бы убийца оставил его как есть. Таким образом он увеличивал вероятность, что к тому времени, когда подоспеет помощь, Юджиния Дэвис будет уже мертва. Но вылезать из машины — это такой риск. Хотя… вдруг у него была причина выйти здесь из машины?

Например, он здесь живет. Да. Это возможно.

А нет ли других причин?

Линли вышагивал по тротуару, перебирая все возможные варианты, которые приходили ему в голову на темы «убийца — жертва — мотив», «убийца, перетаскивающий сбитую жертву», «убийца, выходящий из машины». В конце концов самой правдоподобной версией ему показалась следующая: в сумочке Юджинии Дэвис находилось нечто такое, о чем убийца знал и что очень хотел заполучить.

Но сумочку нашли под другой машиной, в таком месте, где убийца, действовавший в спешке, под покровом темноты, вряд ли обнаружил бы ее. И содержимое сумочки осталось нетронутым, насколько можно было судить. Если только убийца не вытащил оттуда единственный интересующий его предмет — может, письмо? — и затем отбросил сумку в сторону, где ее позднее обнаружили полицейские.

Даже сведя количество рассматриваемых версий к минимуму, Линли видел несметное количество возможных вариантов развития событий. Ему казалось, что у него в голове засел многоголосый хор, в котором каждый голос пел не только о своем сценарии, но и о развитии этого сценария, если принять его за основу и рассматривать дальше. Пытаясь разобраться во всем этом, он дошел почти до конца улицы. Из-за живых изгородей выглядывали аккуратные, по-осеннему пестрые садики. Линли собрался повернуть обратно к машине, и вдруг его внимание привлек какой-то блеск. Он присмотрелся к земле под недавно посаженными кустиками тиса и с азартом Шерлока Холмса нагнулся к клумбе.

Его находка, однако, оказалась обычным стеклом. Скорее всего, несколько осколков были сметены с тротуара в сторону, под кусты. С помощью карандаша, вынутого из кармана, он сгреб видимые осколки в кучу, поковырялся в земле и нашел еще. И поскольку никогда еще он не работал с делом, в котором было бы так мало фактического материала, Линли достал носовой платок и сложил в него все найденное.

Снова усевшись в машину, он позвонил домой, надеясь застать там Хелен. Но дома ее не было, хотя, по его сведениям, она уже несколько часов назад покинула больницу «Чаринг-Кросс» и отправилась в дом Уэбберли, чтобы попытаться уговорить Фрэнсис выйти за порог. Не нашел он ее и на работе, у Сент-Джеймсов. Линли встревожился.

И поехал в Стамфорд-Брук.

На Кенсингтон-сквер Барбара Хейверс припарковалась там же, где и в прошлый раз: у тумбы, что защищала с севера покой и уединенность сквера, преграждая путь транспорту с близлежащей Дерри-стрит. Оттуда Барбара дошла до монастыря Непорочного зачатия, но вместо того, чтобы войти в ворота и попросить о встрече с сестрой Сесилией Махони, как уже делала это на днях, она закурила и зашагала по тротуару дальше, к внушительному кирпичному дому, где двадцать лет назад развернулись трагические события.

На своей стороне улицы это было самое высокое здание: пять этажей и полуподвал, к которому вела узкая лесенка, ныряющая но дуге вниз с выложенного плитами дворика. Два каменных столба, увенчанные белыми гипсовыми вазонами, обрамляли въездные ворота из кованого железа. Барбара открыла створку ворот, вошла и остановилась, разглядывая дом.

Невольно она стала сравнивать его со скромным жилищем Линн Дэвис на другом берегу реки. Французские окна и балконы, молочно-белые рамы, важные эркеры и остроносые карнизы, фрамуги и витражи — все это, вкупе с соседними домами, являло разительный контраст с обстановкой, в которой провела свою жизнь Вирджиния Дэвис.