ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

— А ты, Томми? Ты рад? Да, ты говорил мне уже, что рад, но разве ты мог сказать что-нибудь другое? Ты ведь муж, джентльмен и непосредственный участник процесса, так что при всем желании не мог с воплями убежать из дома, схватившись за голову. Но последнее время мне кажется, что между нами возникла какая-то отчужденность. Этого не было раньше, до того, как стало известно про малыша, и я очень боюсь, что ты еще не готов стать отцом, хотя думал, что готов.

— Нет, — возразил он. — Все хорошо, Хелен. И я действительно рад. Рад больше, чем способен выразить словами.

— И все-таки я думаю, что нам, возможно, надо было еще подождать, приспособиться друг к другу, понять друг друга.

Линли вспомнил слова Деборы о том, что источник счастья лежит в том, что у нас уже есть.

— Чтобы приспособиться друг к другу, у нас будет еще целая жизнь, — сказал он Хелен. — Надо ловить момент, пока он не прошел.

Линли отложил роман на тумбочку. Потом нагнулся и поцеловал жену в лоб.

— Я люблю тебя, Хелен.

В ответ она притянула его к себе, приблизила рот к его губам, проговорила лукаво:

— С тем, что надо ловить момент, я согласна… — и вернула ему поцелуй.

Линли осознал, что этот поцелуй объединил их так, как ничто не объединяло с тех пор, как она впервые сказала ему о том, что ждет ребенка. И тогда в нем ожило желание, слив воедино страсть и любовь, желание, которое заставляло его чувствовать себя слабым и сильным одновременно, которое делало его господином и в то же время полностью подчиняло ее власти женщины. Он оставил россыпь поцелуев на ее шее, и она вздрогнула, когда он нежно опустил с плеч бретельки ее ночной сорочки. Он подхватил снизу ее груди и склонился к ним, а ее пальцы взялись за узел его галстука, развязали его и принялись за пуговицы рубашки.

Неожиданно в голову ему пришла одна мысль, и он на миг оторвался от груди Хелен.

— А как же ребенок? — спросил он. — Это не опасно?

Она улыбнулась и обхватила его обеими руками за шею.

— Для ребенка это даже полезно.

Глава 29

Уинстон Нката вышел из ванной и увидел, что его мать сидит у торшера, с которого она сняла абажур для лучшей освещенности. Для ее работы требовался яркий свет: она плела кружево. Вместе с подругами из местной церкви она записалась на курсы фриволите и твердо решила стать мастерицей в этом ремесле. Зачем ей это было нужно, Нката не знал. Когда он спросил ее о причинах, которые побудили ее заняться клубками, челноками и узелками, она ответила:

— Руки должны работать, сокровище мое. А потом, даже если ремесло очень старое, это не значит, что его нужно вовсе выбросить на помойку.

Нката подозревал, что на самом деле виноват в этом отец. Бенджамин Нката храпел так заливисто, что спать в одной с ним комнате было невозможно, если только не уснешь раньше его, при этом умотавшись так, чтобы тебя не разбудила и пушка. И раз Элис Нката засиделась над рукоделием допоздна, пропустив свое обычное время отхода ко сну, а именно без четверти одиннадцать, значит, ей приходится плести кружево для того, чтобы не задушить своего храпящего мужа в отчаянии от вынужденной бессонницы.

Нката решил, что в этот вечер дело обстояло именно так, потому что, выйдя из ванной, он не только увидел свою мать, склонившуюся над кружевом, но и услышал переливы отцовского храпа. Человек, незнакомый с Бенджамином Нкатой, решил бы, что в спальне хозяев травят медведей.

Элис Нката оторвала голову от работы и взглянула на сына поверх очков. Она была одета в старый желтый халат, и сын недовольно нахмурился, заметив это.

— А где тот халат, что я подарил тебе на материнское воскресенье?

— Какой это? — спросила она.

— Ты отлично знаешь какой. Твой новый халат.

— Да он слишком красивый, чтобы носить его просто так, золотко, — сказала мать. И прежде чем он успел возразить, что халаты предназначены не для того, чтобы ходить в них на чай к королеве, так почему она не носит тот, на который он потратил свой двухнедельный заработок и за которым специально ездил в универмаг «Либертис», она спросила: — Куда это ты собрался в такой час?

— Подумал вот, что надо бы съездить проведать нашего супера, — сказал он ей. — Дело мы закрыли. Инспектор вычислил того типа, который сбивал людей машиной, но супер все еще в отключке, и… — Он пожал плечами. — Не знаю. Подумал, это будет правильно.

— А что так поздно? — спросила Элис Нката, бросая взгляд на крошечный циферблат часов на столике рядом с ней, подаренных сыном на Рождество. — Не знаю, пустят ли тебя. В больницах не любят ночных посетителей.

— Еще не ночь, мама.

— Ну, не ночь. Поздний вечер.

— Все равно не спится. Нервы на взводе. Если смогу чем-то помочь его семье… В общем, так будет правильно.

Она внимательно разглядывала его.

— Оделся ты, как будто у вашего супера свадьба, право слово, — заметила она с иронией в голосе.