Предатель рода

Они путешествовали уже двенадцать часов, пролетели по двадцати семи тросам и удалились на значительное расстояние от центра паутины. Станция по ловле молний превратилась в далекое пятно света, мерцавшего меж бушующими волнами. Катиться по первой половине каждого троса было легко: благодаря естественному прогибу они летели вниз, как будто катились под горку, а летучие лисицы пронзительно выли. А дальше скорость падала, и они останавливались. Для крутого подъема к следующей башне им приходилось крутить рукоятки. Последние футы дались особенно тяжело. Ближе к концу у Юкико почти не осталось сил.

Порывы ветра били ее в грудь, толкали назад, по рукавам дождевика стекали потоки воды, на плечо мокрой свинцовой тяжестью давила веревка. Голову разрывало от боли так, словно там ковыряли ножом, посыпая ржавчиной и битым стеклом. И всё это время Юкико чувствовала длинные гладкие фигуры, извивающиеся в воде под ними, которые смотрели вверх голодными прищуренными глазами.

На мгновение наступила тишина, будто сама буря взяла передышку. В башню примерно в двухстах футах к востоку от них ударила яркая бело-голубая дуга. Юкико наблюдала, как по соседним кабелям течет чистый ток, направляясь к молниевой ферме. Она подумала, а хватит ли ей скорости, чтобы выдернуть штифт страховочной привязи, если молния ударит в линию, по которой они движутся?

Ильич уже добрался до следующей башни и спрыгнул на островок, служившей ей фундаментом. Он повернулся к Юкико и выкрикнул что-то на своем непонятном языке. Стиснув зубы, она заработала ногами, как будто бежала. Было тяжело, но постепенно она продвигалась вперед, дюйм, еще один, еще…

Последние несколько футов руки у неё тряслись так сильно, что она едва могла поворачивать рукоятки. Ильич поднялся на башню и протянул ей ладонь. Юкико пыталась уцепиться за нее, но пальцы соскальзывали, и ветер трепал ее так, словно она была семенем одуванчика. Наклонившись, Ильич поймал ее за рукав, подтянул к себе и прижал, обвив ее сильными руками. Она чувствовала корицу и мед, к которым примешивался слабый запах смазки и резины. Им с трудом удалось отцепить летучую лисицу от тросов, и когда это произошло, сапоги Ильича заскользили вниз, и парочка рухнула на камень, переплетясь руками и ругательствами на двух языках. Юкико приземлилась на гайдзина, ее волосы упали ему на лицо. Летучая лиса с лязгом упала рядом.

Юкико скатилась с него, и они лежали на залитом дождем камне, задыхаясь – слишком уставшие, чтобы двигаться. Она потянулась Кеннингом, раздвинув кирпичи своей защитной стены, пошарила на ощупь в темноте, и в голове у нее запульсировало. Она почувствовала, как кружит над головой самка-арашитора, наслаждаясь громовыми раскатами. Она почувствовала холодных морских драконов, кружащих вокруг острова и наполняющих ее ужасом. Она почувствовала рядом с собой Ильича. И в отдалении она, наконец, почувствовала волну яркого тепла, принявшую знакомую форму.

– Боги, Буруу… – выдохнула она.

Ильич растирал ушибленную голень. Юкико схватила его за руку и закричала сквозь ветер.

– Мы уже совсем близко!

Она указала на север, с трудом поднялась на ноги, забыв о боли и усталости. Закрыв глаза и высунувшись из-за баррикады, она выбросила в пустоту мысли.

Буруу, ты меня слышишь?

Долгое молчание, пустое, пугающее.

ЮКИКО.

Боги, да, это я! Как ты?

ЛОЖНЫЕ КРЫЛЬЯ СЛОМАЛИСЬ. НО Я ПРИШЕЛ В СЕБЯ. ПРОСТИ…

Всё в порядке.

ЕЕ ЗАПАХ. Я НЕ МОГ…

Я уже иду, просто оставайся там, где ты есть.

ВЫБИРАТЬ НЕ ПРИХОДИТСЯ.

Мы скоро будем. Только держись.

БУДЬ ОСТОРОЖНА.

Я знаю, я чувствую драконов.

НЕ ДРАКОНЫ. ЕЩЕ ОДИН АРАШИТОРА. ОН ЗДЕСЬ, СО МНОЙ.

Он ранен?

ДА. И ОН ГОЛОДЕН.

Буруу свернулся клубком в укрытии из осколка обсидиана, который дугой огибал его спину, защищая от ветра. Его живот давным-давно перестал урчать, чувство голода притупилось, превратившись в глухую боль, по частям выгрызающую его внутренности. В его мыслях всё еще плавал запах самки, доводя его до безумия, так что камень вокруг был выдолблен нереализованным желанием. Но хотя Буруу до сих пор чувствовал ее высоко, в шторме, в последний день импульс ослаб: период спаривания, должно быть, подходил к концу.

И всё же этот мускус заставлял его кровь петь, когда ветер дул в нужную сторону. Дыхание учащалось, разум дрожал, подавляемый инстинктом. Буруу боролся с этим, цепляясь за мысли о том, как он подвел Юкико, подверг ее опасности, отдавшись страсти. Он не хотел вспоминать, но помнил, как много он потерял в более мрачные времена из-за того зверя, что сидел внутри.

Ее он тоже почти потерял.