Предатель. Ты не узнаешь о дочери (СИ)

– Лиза, стой, – бросается он ко мне, но люди в форме мгновенно хватают его, пытаясь заломить руки. – Лиза! – зовет меня муж, вырывается из захвата, бьет полицейского кулаком в челюсть, но второй сбивает Сергея с ног, ему заламывают руки, гремят наручники.

Я же с ужасом взираю на эту картину.

Мне страшно и душа болит за Сергея. Он ведь еще не стал для меня чужим, сердце по привычке отзывается. У него сейчас такие раненые больные глаза, и я четко вижу, что его губы шепчут “Прости!”

Но я не прощу! Приоритеты теперь у меня другие! Я четко понимаю, что оставшись, буду под ударом. Я должна думать сейчас только ребенке, о котором он, надеюсь, никогда не узнает!

Бросаю последний взгляд на Сергея, отрицательно качая головой. Надеюсь, он все поймет!

Разворачиваюсь и иду к самолету, который должен унести меня в новую жизнь!

Глава 7.

– Соня! Нет! – бегу к дочери, пытаясь предотвратить катастрофу.

Конечно же, не успеваю. Соня умудряется вытащить кисточку из баночки жёлтой краски и смачно ею мазнуть себе по уху.

– Ну, Соня! – приседаю перед ней расстроено.

Краска растеклась по столику, и сейчас жирными каплями падает на пол. Пытаюсь отобрать кисточку у маленькой шкодины, но она не отдаёт.

– Дя-дя-дя! – требовательно хмурится, пряча кисть за спину, пачкая ещё и кофточку, отползает от меня, садится и пытается откусить кусочек кисти.

– Соня, это ка-ка! Нельзя в рот! – перехватываю её ручку прежде, чем краска попадает на её губёшки.

– Дя-дя-дя! – капризно.

– Доченька, милая, почему ты поспала так мало, – хнычу я, поднимая малышку на руки.

Я должна была успеть дорисовать картину. Мне её завтра отдавать заказчику, а там ещё столько всего не доделано!

Но планировать что-то, когда у тебя маленький ребёнок – бесполезно!

Соня лучше знает, когда маме нужно работать, а когда заниматься моим главным сокровищем – ею!

Кое-как забираю кисть из цепких пальчиков, Соня начинает обиженно всхлипывать, а потом и вовсе рыдает в голос, пока я отмываю её от краски.

– Ну всё, маленькая моя, не плачь, мама больше не будет бросать свои баночки без присмотра, обещаю, – поглаживаю мою крошку по голове.

Даю ей в руки резиновый прорезыватель для зубов, прикусывает, жалобно всхлипывает.

Ох уж эти зубки, когда они уже вылезут!

Понимаю, что мы только в начале этого сложного пути. Пробую лобик малышки – горячий. Опять температура.

Меряю, тридцать семь и пять, не критично, но теперь понятно, почему Соня капризничает и кушать отказывается.

Грудь распирает от молока, но малышка упрямо отворачивается.

Придётся опять сцеживать, а потом кормить её из бутылки. Хотя Соне уже одиннадцать месяцев, а я планировала после года отучать её от груди. Вот, возможно, придётся сделать это раньше.

Как будто услышав мои крамольные мысли, дочь пытается задрать вверх мою домашнюю футболку.

– Что, жалко отдавать? – смеюсь я.

– Тя-тя-тя! – объясняет Соня, преданно заглядывая мне в глаза.

– Это тя-тя! Согласна! Давай покушаем! – помогаю дочери пристроиться поудобнее, качаю её, напевая песенку.

Может, заснёт сейчас, и я успею закончить срочную работу.

А ещё нужно приготовить малышке кашу на вечер и постирать её вещи. Машинка стиральная у нас сломалась неделю назад, и это, на самом деле, катастрофа.

На мастера у меня просто нет лишних денег, всё расписано до копейки. Вот если получу за заказ, то первым делом починим машинку. Но чтобы их получить – картину нужно дорисовать, да ещё и чтобы понравилось. А там такая капризная барышня с “аристократическими” запросами. Ей, видите ли, нужен пейзаж в стиле Прованс, но при этом она потребовала добавить столько пошлых деталей, что картина потеряла своё очарование. Теперь на переднем плане у нас жёлтые тюльпаны, того самого вырвиглаз цвета, которым Соня покрасила себе ухо.

Ну что ж, зато он хорошо гармонирует со шторами в их безвкусной гостиной. А это для заказчицы главное!

Соня засыпает, а я до поздней ночи вожусь с прорисовкой злосчастных тюльпанов. Хорошо, что на картине не будет моего имени. Эта не та работа, которой я хотела бы гордиться…

Взгляд падает на другой холст. Вот его я рисовала с душой. А точнее, туда я вложила всю свою боль, тоску, обиду.

Это пейзаж, который открывался из большого окна в гостиной нашего дома с Сергеем.

Желтеющие листья клёна, резные белые качели под ним, вдалеке беседка, увитая плющом.

Когда-то я мечтала, что на этих качелях будет заливаться смехом наша дочь, а рядом мы бы обязательно поставили песочницу и детский бассейн летом. Но этому не суждено было сбыться, как и увидеть мне этот клён ещё раз в зелёном наряде. В моей памяти он остался одиноким, холодным, обдуваемым всеми ветрами. Как и я теперь…

Через пару дней эта картина отправится на выставку в галерею. Мне жаль отдавать именно её, но я так решила. Хватит смотреть и вспоминать… Слишком многое она поднимает в душе из того, что давно следует забыть…

После побега, как и советовала Маша, я решила затеряться в маленьком городке.