Предатель Ты врал мне годами (СИ)

Хмыкаю. Ну, конечно, Доминика — это вопрос о репутации и некрасивых сплетен.

— Даже если и так, то тебе не кажется, что спрашивать об этом стоит самого Богдана? — я сама удивляюсь тому, как быстро меняется мой голос. — И как это конкретно касается тебя, Андрюш?

— Я подумал... что это очень щекотливый вопрос...

— Который будет решать мой муж, — я сажусь и зло выдыхаю через нос, —прозвучит грубо, Андрей, но разберемся как-нибудь без сопливых.

— Грубо.

— Да, — четко проговариваю я, — но надо чувствовать, где проходит та грань, кода стоит замолчать, Андрей. Можно было остановиться на том, что ты переживаешь.

Это было бы мило и вежливо.

— Света права, что может случиться так, что мы будет сидеть за одним столом с...

— Остановись немедленно.

— Эту девочку никто не примет.

Сжимаю переносицу и крепко зажмуриваюсь, а после ровным голосом отвечаю:

— Андрей, а тебя никто не просит принимать или не принимать, — подползаю к краю кровати и встаю, — и давай на этом закончим, а то поссоримся.

Сбрасываю звонок и зло кидаю телефон на кровать. Вот же щенок. Торопливо выхожу из спальни, и в этот самый момент, будто почувствовав, из кабинета показывается Богдан с планшетом в руках.

Молча и одновременно замираем. Смотрит друг на друга.

Когда все было хорошо и даже приторно-сладко, то все вокруг нам улыбались, а сейчас все меняется. Милый и добрый Андрей оказался наглым и высокомерным мальчишкой, которого мне захотелось отстегать ремнем.

— Что случилось? — спрашивает Богдан.

— Есть вероятность того, что я стану противной тещей, которая недолюбливает зятя, — сжимаю кулаки.

— А он-то что? — недоумевает Богдан. — Его Света покусала?

— Позвони и узнай! — повышаю голос. — И это, — грожу ему пальцем, —несправедливо! Это у тебя дочь на стороне, а претензии высказывают мне! С какого перепуга, блин?!

— Очешуеть, — доносится голос Аркадия со стороны лестницы. — Нафига я приехал?

Глава 50. Как мужчина с мужчиной

— Да вашу ж... — рычит Богдан и накрывает лицо рукой, — Машу... — и затем тихо повторяет в попытке справиться с гневом, — вашу ж Машу... Да что ж такое...

— Я так понимаю, я не вовремя? — спрашивает Аркаша, но в коридор не поднимается. Голос напряжен и натянут, как струна, которая вот-вот лопнет криком.

Такое впечатление, что наши дети сами напрашиваются узнать правду.

— Вовремя у нас уже не будет, — заявляет Богдан и твердо и размашисто шагает к лестнице.

Останавливается перед ней и смотрит вниз:

— Так, мы будем сейчас истерить, как истерила Света?

— Света тоже...

— Тоже, — Богдан кивает. — Я тебе предлагаю тебе пройти в мой кабинет и переговорить.

Тишина в ответ, а я не могу отвести взгляда с Богдана.

Он согласен на развод, и между нами ничего не останется, кроме правды и честности, но... мы опять лжем.

Я лгу.

Правда не избавила меня от любви к Богдану.

Она наполнила меня обидой, гневом и страхом, но любовь не исчезла, и двадцать, два года нашего брака не отменить.

— Переговорить? — тихо переспрашивает Аркаша.

— Как мужчина с мужчиной.

— Чухня какая...

— Согласен, — Богдан прищуривается. — Я бы выразился грубее, но у нас строгое правило дома

— никаких матов.

— Да я помню, — шипит Богдан.

— Значит, держишь себя в руках и готов к непростому разговору.

Опять молчание и медленный громкий выдох.

Что я получу в результате развода?

Поглажу свою гордыню, что я сильная и смелая решила отменить двадцать два года брака с

Богданом, который вытащил из долгов мою семью и да, был хорошим мужем и отцом. Я с этим не могу поспорить.

Гордая и независимая я лишу нашего третьего ребенка полной семьи, а затем что?

Я вытравлю из себя обиду? Избавлюсь от гнева? Излечусь от любви?

— Ладно, — тихо соглашается Аркаша и поднимается к Богдану.

Бледный и настороженный. Глаза горят, зубы крепко стиснуты. Кидает на меня беглый взгляд.

Да, возможно, Богдан должен был заявить о своей измене еще шестнадцать лет назад, громко и глядя мне в открытые глаза, но этого не случилось.

Важно то, как он поступил позже.

Мои дети были счастливыми и любимыми. Они гордились своим отцом, хвастались им и никогда не знали его криков, агрессии или раздражения.

И вместе с ними жизнью наслаждалась и я. Да, именно наслаждалась. Я ловила кайф от материнства, в котором я не потеряла себя, как женщину. У нас были свидания со сладкой близостью, семейные вечера с играми и просмотрами фильмов, ужины, цветы, подарки и у меня была та мужская забота, о которой мечтают тысячи женщин.

И я всегда знала, что при любом аппокалипсисе, Богдан будет в состоянии вытащить семью, потому что в нем много трудолюбия и упорства.

И как бы я сейчас ни жалела Доминику и не возмущалась тому, что у нее не было нормального детства, но и с ней он поступил настолько достойно насколько это было возможно в его положении.

Да, не папа года для Доминики, но и не моральный урод. Вероятно, все эти годы его решение оставить внебрачную дочь в стороне все равно подтачивало его виной, раз он согласился со мной, что надо раскрыть правду.

— Идем, — Богдан разворачивает в сторону кабинета.