Предатель. Вернуть любимую (СИ)

Мои ноги подкашиваются, будто я за секунду лишилась сил. Безвольно падаю на пол на колени, но боли не чувствую.

Арина одна из немногих, кому я могла довериться. Раньше этих исключительных людей было двое — она и Мирон. Теперь только она и осталась.

— Ах, дорогая, — подбегает ко мне и, присев рядом, заключает в объятия. — Все будет хорошо. Может быть, это какое-то жуткое недоразумение?

— Двое людей в постели голые, — всхлипываю. — Разве можно назвать такое недоразумением?

— Просто Мирон так сильно тебя любил. Его глаза только тебя видели. Он жил тобой, надышаться не мог…

— Значит, прошла его одержимая любовь, — утыкаюсь носом в Арину. — А что мне теперь делать?

— Прежде всего дождаться Мирона, — уверенно отвечает. — Нужно узнать, что он сам думает на этот счет. Как бы обидно ни было — надо.

— А мне просто хочется уйти отсюда. И не видеть его лет пятьдесят.

Подруга ухмыляется.

— Ты действительно веришь, что Мирон тебя отпустит?

— У него выбора нет. Я здесь жить не смогу. Мне даже воздух в этом доме кажется противным.

— И куда же пойдешь?

— К родителям вернусь. Конечно, они будут против, но я все-таки тоже прописана в их коммуналке.

— Или, если хочешь, пошли к нам со Славиком, — предлагает подруга. — Конечно, у нас не такие трехэтажные хоромы, как у Мирона, а съемная однушка. Зато с ванной, кухней и санузлом.

— Можно? — отлипнув от Арины, поднимаю мокрые глаза.

— Ну разумеется! Ты же моя самая-самая близкая подруга!

Этой ночью мне есть чем заняться. Пока Арина договаривается по телефону со своим парнем, я решительно собираю вещи, но только те, что были у меня до приезда сюда. Подачки Мирона мне нужны.

Пусть их Виталина донашивает! Она наверняка оценит. Ширпотреба на вешалках нет. Исключительно люкс.

Потом мы долго сидим с Ариной в кухне за чашкой чая. Мой уже остыл, я лишь пару глотков сделала.

Когда наступает утро, Арина все-таки поднимается в комнату отдохнуть.

Я продолжаю сидеть в кухне, как будто приросла к стулу. Слезы на щеках высохли еще пару часов назад. Мне стало легче. Я выплакалась до опустошения, до сорванных голосовых связок, а теперь мне будто все равно…

Так я думаю ровно до того момента, пока не слышу хлопок двери из прихожей. Напрягаюсь, до боли стискиваю зубы, инстинктивно выпрямляюсь.

— Малышка? — доносится голос Мирона.

А я молчу. Лишь прожигаю взглядом дверной проем.

Раздаются неторопливые шаги. Сначала проходятся по гостиной, а потом подкрадываются все ближе и ближе. В проеме останавливается Суворов.

Вид у него не очень: глаза красные, волосы взъерошены. Вчера он уезжал из дома в идеально отглаженном костюме, рубашке, галстуке, а сегодня галстука нет. Потерял, наверное, когда спешно раздевался.

В руках Суворов держит огромную охапку алых роз. Просто необъятную. Сколько же там цветков? Сто или больше? Такие букеты не дарят без повода. Это откуп.

— Доброе утро, малышка… — тихо, хрипло, виновато говорит он.

Мазнув по мне взглядом, опускает глаза.

Стыдно, что ли? У этого мужчины есть стыд? Вчера мне так не показалось.

— Здравствуйте, Мирон Олегович.

Мой голос такой холодный. Будто не мой. Он стал звучать ниже, грубее.

— Зачем же так официально, малышка? Не чужие ведь люди, — не поднимая глаз, отвечает Суворов.

— Ваша малышка выросла за одну ночь!

Собравшись с силами, я встаю.

— Пусть будет так, — шумно выдыхает и сильно сжимает пальцы на основании букета.

Скрещиваю руки на груди.

— К чему цветы? — резким движением подбородка указываю на букет.

— Антон мне все рассказал. О том, что ты вчера приезжала в отель и заходила в номер.

Ахаю:

— То есть ты сам-то меня не видел? Я не просто зашла… — и добавляю шепотом: — я стояла недалеко от кровати… Как же так, Мирон? Разве это возможно? Я никогда в жизни больше не смогу развидеть это унизительное зрелище.

В глазах снова слезы. Я приказывала себе не плакать, но не получается. Слишком больно. Слишком обидно. Несправедливо.

— Я очень виноват, Рита. Это была досадная ошибка. Такого больше не повторится.

— Досадная ошибка — это когда ты перепутал день рождения тещи и поздравил ее на неделю позже! — кричу я. — А то, что случилось вчера — катастрофа!

Мирон хмурится.

— Тш-ш, сбавь громкость. Мне так хуево, словами не описать. Никогда такого раньше не было. Я еще ничего не соображаю, — подходит ближе и протягивает мне букет. — Давай, пожалуйста, отложим разговор? Мне нужно прийти в себя.

Я настолько расстроена, что не побоялась бы отхлестать предателя цветами по морде, если бы Суворов не был таким щедрым на утешительный букет — очень тяжелый, мне его не поднять высоко — и таким скупым на слова.

Он даже не потрудился придумать что-то в свое оправдание, пока ехал в особняк. Или не посчитал нужным? Кто я, а кто он, чтобы оправдываться.

Я знаю истории о том, что жены терпят бесконечные измены неверных мужей, а взамен получают вот такие плюшки в виде букетов, украшений, поездок за границу.

Но это не моя история. Я доверилась Мирону не из-за денег. Я увидела в нем качества настоящего мужчины и поверила в его любовь. Мне душа его понравилась. А он вот как со мной поступил. Плохо ему, видите ли…