И хоть в груди все ныло от душевной боли, но мир вокруг не изменился. Он не выцвел, не потерял своей привлекательности, и даже небо не поменялось с землей местами. Человеческий организм уникален: когда кажется, что больше не выдержишь, сорвешься, неожиданно открывается второе дыхание, резерв. Ты отталкиваешься от дна и выплываешь наружу – вновь упоительно жить.
Однажды я уже это проделала. Смогу и теперь.
В первые дни после того, как Давыдов улетел в Америку, мне жить не хотелось. Только мысль, что внутри меня уже растет жизнь, заставляла вставать с постели и полноценно питаться.
Тайну своего интересного положения мне тогда удалось хранить почти два месяца. Живот поначалу вообще особо не рос, это после двенадцати недель я стремительно стала превращаться в шарик на ножках, а на раннем сроке визуально почти ничего не менялось.
Родители активно строили планы по поводу моего будущего студенчества, я же набиралась храбрости, чтобы их разочаровать. Лампа громко уволилась из театра своего несостоявшегося любовника и пыталась утвердиться в новой труппе, поэтому репетировала с утра и до поздней ночи. В то время мне легче было пропадать у Лампы дома, чем с родителями, которым приходилось постоянно врать.
Бабушка мне казалась погруженной в свой творческий мир, неспособной сложить два и два. Иллюзия развеялась неожиданно, как раз во время прогона очередной пьесы. Я мучилась тошнотой, а Лампа вдруг сорвалась на кухню.
– Выпей, Шуша, полегчает, – вернулась она со стаканом мятной воды с лимоном.
– С-спасибо… – отказываться я не стала.
– Только мелкими глотками, детка, – сказала под руку она. – Я когда отца твоего носила, лучшего средства унять тошноту не нашла.
Я тут же благополучно подавилась.
– Ты?.. – выпучила глаза, как только откашлялась.
– Шуша, ты еще, по сути, такой ребенок, – покачала головой Лампа. – Ну конечно, я давно догадалась о твоем интересном положении! Чай опыт-то имеется.
– А-а-а…
– Родители не знают, Князевы своих не сдают! – гордо вздернула подбородок она. – Даже своим…
Бабушка и не сдала. Я сама с успехом с этим справилась.
Токсикоз мучил меня почти весь первый триместр. И в очередной раз, когда я вернулась из туалета, мама не выдержала.
– Не нравится мне твой желудок, Машуня, – сказала она. – Надо бы показаться врачу.
Вся семья собралась в гостиной чаевничать. Даже Лампа забежала на огонек.
– Не надо, – промямлила я, чувствуя, как вся кровь вдруг прилила к голове. – Я уже была.
– Да? – выгнула брови мама. – И что же он сказал?
– М-м-м… – я впала в ступор.
– Маш? Что-то серьезное? – побледнела родительница, папа отложил газету в сторону и тоже посмотрел на меня.