Предатели

Светка металась из угла в угол и все пыталась дозвониться до отца. И не могла. Наконец, вышла на больницу через справочную. Там объяснили: «Емцов в реанимации, состояние после операции стабильно тяжелое, искусственная вентиляция легких». Тут она и вовсе свечой взвилась, кинулась вещи свои собирать. Все мы поняли, что Светика сейчас нам не остановить — ну, не запирать же, в самом деле? Дядя Миша посмотрел-посмотрел, повздыхал-повздыхал и утянул Надежду на кухню.

Посоветовались. И дядя Миша сказал, что по утрам в райцентр ходит автобус, а уж оттуда в город выбраться намного легче. И что он, дядя Миша, завтра Свету проводит до самого аэропорта, а также, если потребуется, поможет билет обменять.

— Там тебя кто встретит, как прилетишь? — встрепенулась мама.

— Там фигня уже. Родной город. Чего меня встречать?

Я испугалась:

— А вдруг эти подкараулят, которые отомстить хотят?

Светка посмотрела на меня — долго, и не злобно совсем. Кажется, за ночь повзрослел человек. Складочка между бровями появилась — и совсем не вяжется с ее обычным обликом Барби. И вообще — она отца своего стала напоминать. Не пойму только, чем? Вроде непохожи были. А, поняла. Ногой так же трясет — полы ходуном ходят.

— Тоже фигня. Да я про них и забыла. Отцу помочь надо — вот что главное. А эти мамбеты пусть только попробуют — порву! У меня теперь пневматика есть. Дома лежит.

Тут Борька влез, образчик гуманизма. Переживает:

— А вдруг ты домой попасть не сможешь? Вдруг у вас там все уже опечатали?

— Боря! — мама аж подавилась от возмущения. — Ну, ты думай, что говоришь!

Но тетя Надя братца моего поддержала.

— Дело говорит, все правильно. К родственникам пойдешь, если дома дверь поцелуешь?

Света нахмурилась.

— Дверь целовать?

Мама поковыляла к своей сумке.

— На, держи! — и достала ключи от квартиры. — Адрес наш знаешь. Нет никого, да и безопаснее там. Кстати, больница рядом.

Тут Светка взяла и обняла мое мамо. Натурально, с чувством так. Крепко.

— Спасибо большое, тётя Соня! Я, когда опять разбогатею, Вам остров в Финляндии куплю. Хотите?

— Ещё б! — кивает мама, улыбаясь. — И побыстрее! Мне остров очень нужен. Только небольшой, ладно?

На улице затарахтел мотоцикл. Тётя Надя не удержалась, прошлась «про рыжих кобелей». — Вот ты, Татьяна, тот раз сколько отмывалась, как он тебя уделал, а теперь к нему же на свидания скочешь. Гордость где?

Господи Боже, какие еще свидания? Совсем ничего не соображает женщина.

— Всё б вам опошлить! — огрызаюсь на бегу.

— Таня, ты куда?! — спохватилась мама.

— Мне… мне отдать надо… мне глобус отдать надо, — торопливо вру на ходу.

Какой, спрашивается, глобус? И почему я вру? Да и торопиться, вроде, незачем. Все равно он там на улице стоит и терпеливо ждет. Лично меня. Я даже мимо Барбароссы проскочила, не задумавшись. Пёс онемел от такой наглости.

* * *

— Ты почему убежал от меня?

— А вот! — гладит руль мотоцикла. На руле шлем болтается. Не люблю шлемы. В них люди выглядят очень пафосно и глупо, по-моему.

От ирландца пахнет бензином и зелеными яблоками. Вечер поздний, темно совсем, только мутным пятнышком свет из окна, где мама с Борькой. Небо в тучах, холодно.

— К мотоциклу от меня убежал, что ли?

— Нет. К автобусу.

Разговор зашел в тупик.

— Брадан, ты вообще, понимаешь, о чем я тебя спрашиваю?

— Конечно. Про автобус, правильно? Я ездил в город за насосом. Автобус по расписанию идет, боялся опоздать.

— А что не сказал сразу?

— Байкер — на автобусе? Позор.

Смеется. Да, очень удачная шутка. Куда бы деться.

— А насос тебе зачем?

— Очень нужен. Это важная деталь для мотоцикла. Без нее нельзя ехать. Я сюда попал, потому что насос сломался. Мотоцикл на себе шесть километров нес в эту деревню. Мейрамбек обещал насос достать, но очень долго собирался. Тогда я сам поехал, купил в десять раз дешевле. Мейрамбек абориген, а не знает, где нормальные цены есть.

— Ох, Брадан, как ты путешествуешь… — мне стало жаль его, такого нехитрого. Но потом я вспомнила:

— Это ты меня грязью… два дня назад?

— Грязью? Как это?

— Проехали.

— Проехали, — простодушно повторяет он за мной по-русски. И опять берет за плечи, всматривается в лицо:

— Починил мотоцикл, успел. Поедем за тюльпанами завтра?

— Когда?

— С утра.

— Завтра? Там же грязь везде. Ты сам видел. Тебе что, поехать не с кем?

Он очень удивился. Непритворно. Даже голову набок склонил и глаза сощурил:

— Не с кем? Я с тобой хочу. Да, и еще: ты как к абортам относишься?

— К абортам? Я правильно поняла?

— Да. Ну, когда детей убивают, а они еще не родились.

— Брадан? — Я даже отодвинулась на всякий случай. — При чём здесь аборты? Мне даже шестнадцати нет.

— Я знаю, — нетерпеливо машет он головой. — Я говорю: как относишься?

— Да ужасно отношусь. Страшно все это очень. Как еще можно относиться?

— Очень хорошо! Очень! — заулыбался широко, а зубов много-много, и все мелкие. Не человек — дельфин. Лучи добра и позитива плюс зубастая обезоруживающая улыбка. Но что он дальше несёт!

— Моя невеста так и должна. Мы, католики, выступаем против абортов.