Предатели Мира

Он клялся защищать Мир. Теперь — в узком смысле — выходило, что то была клятва на верность стране, занимающей всего лишь бСльшую часть Мира. Но год назад, чтобы не нарушить данное Слово, ему бы пришлось убить человека, который никаким агентом не являлся, никаких вредоносных идей не помышлял, не совершил ни единого незаконного поступка, имел безупречное досье и даже планировался на зачисление в ряды КСН. Санду Киранну да Кун. Агентом был её отец, но он оказался за пределами досягаемости Комитета, и шантажировать его было бессмысленно, ибо старик ушёл на покой и ни на что не влиял. Косить же под корень Семью не стали бы даже самые радикально настроенные адепты Совета Мудрейших. Ибо Порядок. Кровь аллонга не должна пресекаться.

Тогда ему казалось, что его голова расколется от невозможности найти выход из этого противоречия. Даже если отложить личные причины. Даже если забыть, что она спасла ему жизнь ценой собственного будущего. Что у него никогда не было более близкого друга, и что ни с одной женщиной в Мире ему не было так хорошо и тепло… Стать предателем — или стать подонком? Вот и выбери.

И он, кажется, выбрал. Хотя и отмучился порядком. Год назад. Когда чуть было не выбрал что-то другое.

Глава десятая

Вся эта свалившаяся на него год назад информация, выводы, догадки и сомнения — странным образом совпали с чудовищным личным кризисом.

Да Хирро предупреждал, напомнил он себе без улыбки на лице. Что перфекционизм до добра ещё никого не довёл. Что рано или поздно, выпускник, у тебя может случиться беда. В голове, в душе, где угодно — и, не приведи Боги, если ты в это время будешь при исполнении. Всё с таким трудом построенное развалится. Потому что строил отнюдь не пай-мальчик, хрестоматийный идеал Комитета — строил живой человек с некоторой личной проблемой на душе, неукротимой наглостью и волей нарушить все правила на белом свете. Комитет таких лелеет — из них выростают завотделами и комиссары — но аварий не прощает. Комитет за это разбирает по кирпичикам. И ещё немножко глубже.

Так и случилось, в общем. Почему он так рвался вперёд? От того ли, что узнал, как много свободы даёт каждая следующая ступенька в Комитете? Или потому, что это он задал ему такую программу? И сколько лет он провёл в бессознательной надежде стать лучшим учеником, курсантом, офицером — и лишь тогда заслужить его уважение? Но его уважения он, конечно, так и не заслужил. Он не оперировал таким понятиями. Он оперировал правилами. Это был лишь глупый повод избавиться от сына и вечно держать его на коротком поводке, в ощущении вечного чувства вины — я всё-таки плох, я не совершенство. Но пока он был совсем щенком, это отлично действовало. А что ему оставалось? У него не было другой Семьи, кроме той, что была, и это правда.

Да Хирро что-то знал об этом. Один из немногих, кто знал о странной тяге молодого офицера к наполовину выдуманным идеалам дома и о проблемах Семьи да Лигарра. Бывший Наставник не раз предостерегал его — вскоре после выпуска и позже, на годовом съезде — что даже собственной геройской смертью он не заработает любви своего отца. Что это бессмысленно (впрочем, для понимания этого могло хватить даже первых месяцев в «Райникатте» и той, с позволения сказать, беседы в парке).

Но факт, известный, может быть, лишь ему самому — к ДОЛЖНОСТИ он шёл со школьной скамьи. Она нужна была ему, чтобы наконец-то перестать держать себя за сотней замков и запоров. Оставить полсотни. Быть собой — чего ему практически не удавалось делать в открытую с тех первых дней, как он осознал себя. Жить чуть более нормальной, более некомитетской жизнью, чем могли себе позволить девяносто девять процентов сотрудников, включая иерархов. Быть специальным уполномоченным — это свобода. Особенно острая от того, что ты на самом деле знаешь, как часто её урезают.

Наставник постоянно учил их, что мудрее использовать натуру человека, чем ломать её — это он пытался взять с него Слово Чести, что он срочно женится и так свёдёт до нуля угрозу своей карьере и психике. Уж он-то ясно видел, что за фасадом отличника и умницы сидит бунтарь и отступник похлеще всех расофилов и еретиков Мира вместе взятых. Впрочем, а разве в «Лайхарре» другие выживали? Разве другие занимали должности в стенах Сантори? Вся система высшего образования КСН была завязана на том факте, что лишь нарушением правил можно свести концы с концами — но при этом за расправа за нарушения будет безжалостной и тяжёлой. Селекция революционеров во славу будущего их организации — единственное, чем занимались педагоги 'Лайхарры'.